— Но он же сам тебе сказал держаться готического стиля.
— Да, но он сказал, что я поняла его слишком буквально, и вообще, мода меняется. Одно время в журналах приветствовали всякие завихрения и странности, а теперь ключевое слово — "здоровый образ жизни". Можете себе представить, как я себя чувствовала, но не могла же я стереть макияж, сорвать с себя одежду и все переделать заново. Он сказал, ничего страшного, у меня все равно эффектный вид, и стал фотографировать, но толку все равно не вышло. Он мне все говорил: "Бэби, сделай-ка, чтобы было УХ!".
— Вот дебил!
— Нет, я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Такой особый, искрящийся взгляд, как будто у тебя внутри вдруг включили электрическую лампочку, но у меня лампочка все время гасла. Ну подумайте, разве возможно сексуально изгибаться и зазывно улыбаться на глазах у собственной матери и младшей сестренки? Чувствуешь себя полной дурой. Тем более что и вид у меня был совсем неподходящий. Наверное, выйдут не фотографии, а ужас что.
— Значит, он сам и виноват, — возражаю я.
— Нет, подождите. Под конец, когда он понял, что ничего у нас не получается, он сказал, можно и заканчивать, но у него еще оставалось несколько кадров. Он спросил мамулю, не хочет ли она получить в придачу несколько семейных снимков или, может быть, пару фотографий малышки, раз уж она так хорошо себя вела.
— Ага, — говорю я. — Догадываюсь, что будет дальше.
— Правильно догадываешься. Наташа встала перед камерой, и тут не то что лампочка, включился целый маяк, а из ушей посыпались фейерверки. Она и улыбалась, и губки надувала, и дрыгалась, и вихлялась, и фотограф совершенно обезумел. Про меня он моментально забыл. Начал новую кассету с пленкой, снимал Наташу без конца, сюсюкал с ней и ни разу не напомнил, что надо сделать УХ! У нее и так этого добра столько, что меня просто размазало по стенке.
— Ой, Над, наверняка твои снимки выйдут не хуже. Лучше!
— Чепуха, Элли. Мамуля, конечно, была на седьмом небе от счастья и тут же выложила денежки за Наташин портфолио — по-моему, это нечестно. Фотограф сказал, что знаком с одной женщиной, которая руководит агентством для детей-фотомоделей, он ей передаст несколько снимков, и она наверняка заинтересуется Наташей.
— Бр-р-р!
— Три и четыре раза бр-р-р, — говорит Надин.
— Ладно вам, девчонки, хватит хаять бедную маленькую Наташечку, — говорит Магда.
Мы с возмущением тычем ее в бок. У Магды всегда была какая-то дурацкая слабость к Наташе и Моголю. Она, видно, не представляет, что младший брат или сестра способны довести тебя до ручки. Она считает, что они миленькие.
— Знаете, что он еще сказал? Сказал, мало того, что приятно встретить такую естественную красоту, как у Наташи, — естественную! Мама ей каждый вечер закручивает волосы в узелки, чтобы днем она могла трясти своими ужасными кудерьками, — но она к тому же такая неиспорченная, такая сверхпослушная, любое агентство с радостью согласится с ней работать.
— А тебя он не предлагал устроить в агентство, Над?
— Черта с два! И вот, моя блестящая карьера сдохла, не успев начаться.
— С самого Рождества у нас никакой радости в жизни, — говорю я. — Магда утомилась от внимания мальчиков и теперь пытается сама выглядеть, как мальчишка…
— Неправда! — говорит Магда. — А тебе, Элли, видно, не хватает внимания, вот ты и моришь себя голодом, лишь бы вызвать к себе интерес.
— Ты еще будешь мне разводить психологию! Хватит с меня, что Анна придумывает самые невероятные причины, почему я это делаю. Никак не может понять, что я просто хочу немножко похудеть. И точка. Почему вокруг этого поднимают такой шум?
К моему ужасу, папа тоже вдруг начинает увлекаться психологией. Он покупает книжку в бумажной обложке о проблемах, которые у подростков бывают с едой, и теперь сидит, уткнувшись в нее носом, и мрачнеет, переворачивая одну страницу за другой. Время от времени он тихонько стонет.
Я стараюсь по возможности не обращать внимания, но он подходит ко мне со страдальческим выражением лица.
— Элли, давай поболтаем.
— Ой, папа, пожалуйста, не начинай все сначала! Вот, смотри, я сегодня напилась чая, съела громадную тарелку яичницы с гренками, так что нечего меня грызть.
— Ты съела примерно три ложки. А оба гренка оставила на тарелке.
— Ну, они отмокли — ты же знаешь, я терпеть не могу размокшие гренки.
— У тебя на все готов ответ, да? Именно так и сказано в книжке.
— Ох, папа! Что ты можешь вычитать в дурацкой книжонке?
— Я беспокоюсь, Элли. У тебя действительно проявляются все классические признаки личности, подверженной анорексии. Ты умница, во всем стремишься к совершенству, очень целеустремленная, ты способна самозабвенно врать, ты в детстве перенесла травму… Так рано потеряла мать. — Голос у папы дрожит. Он не может говорить о маме, даже сейчас. И еще что-то его беспокоит.
— Элли, как по-твоему, мы с тобой ладим? — хрипло спрашивает он.
— Нет! Мы постоянно спорим, — отвечаю я.
У него становится беспомощное лицо. Мне делается стыдно.
— Ой, папа, не смотри так! Я же не всерьез. Слушай, все девочки-подростки спорят со своими отцами. Наверное, в основном мы ладим.
— Как по-твоему, я тиран? Ты же так не думаешь, правда? Я хочу сказать, в целом я довольно-таки классный папка, а? Я тобой не так уж командую, правда, Элли? Ради бога, положи свои мелки и посмотри на меня! Я не тиран?
— Послушай себя, пап, — говорю я.
— Ох, ты меня совсем запугала, — говорит папа. Но он еще не закончил. Он прокашливается. — Элли…
— Ну?
— Элли… В книжке сказано, что анорексия может проявиться как ответ на плохое обращение.
— Что?
— Бывает, что ужасные, бессердечные отцы обижают несчастных девочек.
— Ой, папа. Ты совсем не ужасный и не бессердечный! Не барахли!
— Помнишь, когда Моголь только начал ходить, ты однажды его толкнула так, что он упал и стукнулся головой, а я это увидел? Я тебя тогда отшлепал. Ты так плакала, помнишь, а я чувствовал себя ужасно, потому что никогда раньше и пальцем тебя не тронул.
— Пап, это когда было? Сто лет назад! Слушай, если я села на диету, это не имеет никакого отношения к тебе или еще к кому-нибудь.
— Но это не просто диета, Элли. Сколько веса ты потеряла с тех пор, как зациклилась на похудении?
— Я не зациклилась! И вообще, всего-то пару килограммов…
— Я разговаривал с доктором Вентворт…
— Пап! Я же тебе говорила, что не пойду к ней. У меня все в порядке.
— Она спросила, потеряла ли ты десять процентов своего веса, а я и не знаю, — говорит папа.