Ингрида Гесьене
Европейские страны имеют совершенно разные уровни счастья. Разделите европейский пирог на четыре части и обратите внимание на контрасты между Востоком и Западом, Севером и Югом. Ингрида Гесьене сравнила уровень счастья людей в 31 стране. Она раскрывает связь с политической и религиозной обстановкой в каждой части пирога.
Некоторые недавние работы по субъективному благополучию утверждают, что в передовых западных обществах высокая экономическая безопасность приводит к «повышению внимания к субъективному благополучию и проблемам качества жизни; для многих людей они становятся более приоритетными, чем экономический рост». Для того чтобы исследовать такие предположения, мы сравнили мнения людей в 31 стране Западной и Центрально-Восточной Европы с помощью субъективных показателей качества жизни, удовлетворенности жизнью и счастьем.
Результаты этого анализа показали две различные модели субъективной оценки качества жизни: весьма положительная оценка благополучия в Западной Европе (8–7 баллов из 10) и более негативная оценка, сложившаяся в Центральной и Восточной Европе (6–4 балла из 10). Эти результаты в целом отражают основное разделение между экономически развитыми странами Запада и экономически менее развитыми посткоммунистическими странами. Следовательно, эти данные выявляют большое влияние экономических факторов на субъективную оценку качества жизни: иными словами, люди в бедных странах менее удовлетворены своим существованием. Тем не менее некоторые посткоммунистические страны, такие как Словения и Чехия, находятся на том же уровне субъективного благополучия, как в латинских европейских странах, таких как Италия, Испания, Португалия и Франция, которые не вписываются в данную группу. Таким образом, явно недостаточно просто изучить влияние экономических факторов на субъективное благополучие.
Исходя из экономического фактора, наибольшее влияние на удовлетворенность жизнью в обоих блоках Западной и Центрально-Восточной Европы приходится на уровень дохода (чем выше доход, тем большая удовлетворенность жизнью). Связи между субъективными показателями (удовлетворенности жизнью и счастья) и другими факторами не такие прямые. Такие факторы, как стабильные межличностные отношения и чувства привязанности, являются более важными в странах Западной Европы, чем в посткоммунистических странах. Можно предположить, что люди в бедных посткоммунистических странах больше страдают от нехватки финансового обеспечения, чем в передовых странах Запада. Следовательно, такие потребности, как чувство привязанности и стабильные отношения, значат для них, в смысле удовлетворенности жизнью, меньше, чем доходы.
Некоторые другие важные факторы, влияющие на субъективное благополучие, были найдены во время изучения различных долговечных культурных традиций в обеих частях Европы. Эти различия в основном зависят от самосознания граждан в отношениях с другими лицами, государством и миром. В этом случае можно говорить о двух основных группах стран, характеризующихся различными культурными традициями. Во-первых, государственно-ориентированные страны, где население считает, что государство должно принимать ответственность за обеспечение каждого (преимущественно характерно для пост-коммунистических стран). А во-вторых, самоориентированные страны, где население считает, что они имеют совершенно свободный выбор и полный контроль над своей жизнью (сложившаяся в западных и, прежде всего, в северных странах). Данные показывают, что сильная ориентация на государство оказывает негативное влияние на уровень счастья, в то время как сильная ориентация на себя имеет мощное позитивное воздействие на высокую удовлетворенность жизнью.
«Было бы неразумно недооценивать влияние основных и часто весьма различных культурных факторов»
Мы обнаружили существенные различия в уровнях счастья среди пост-коммунистических стран. Они могут частично объясняться различной продолжительностью коммунистического идеологического воздействия на население страны. Наименее счастливыми люди были в Украине, России и Беларуси, и именно эти страны испытали самое длительное (почти 70 лет) воздействие данной идеологии. Несколько поколений людей были вынуждены быть пассивными в плане собственного развития и безоговорочно принять регламент государства. В течение нескольких десятилетий это мировоззрение стало традиционным. После краха коммунизма для большого числа людей стало очень трудно адаптироваться к новой социально-экономической и политической ситуации. Следовательно, эти люди, которые по-прежнему ожидали, что государство будет удовлетворять их основные потребности, получили опыт несоответствия между ожиданиями и реальностью, особенно там, где посткоммунистические государства обнищали в процессе трансформации и не смогли сохранить свои прежние позиции в социальном плане. Это несоответствие помогло сопоставить недовольство людей из посткоммунистических стран с изменениями государственной политики и их собственной жизни.
Важность мировоззрения для удовлетворенности жизнью также частично раскрывает различия между странами Западной Европы. Страны латинской Европы с долговечными католическими традициями показали более низкие уровни удовлетворенности жизнью, чем Северная Европа с протестантской или смешанной традициями. Несмотря на то что проанализированные данные не демонстрируют прямую связь между религиозной конфессией и удовлетворенностью жизнью, можно предположить, что эти традиционные различия имеют косвенное влияние. Влияние доминирующей традиции может быть частично продемонстрировано, например, в том, что латинские страны Европы характеризуются более высоким процентом фаталистов – людей, которые считают, что лишь несколько вещей в жизни зависит от личного вмешательства. А северные европейские страны содержат высокий процент волюнтаристов – людей, которые считают, что у них есть свободный выбор и полный контроль над собственной жизнью. Тем не менее такие допущения слишком неточны, чтобы сделать более существенные выводы.
После анализа влияния новой постматериалистической культурной традиции на субъективную оценку качества жизни мы обнаружили, что нет значимой связи между субъективными показателями благосостояния и некоторыми из самых важных постматериалистических ценностей, таких как ценность дружбы и досуг. Во всех случаях это соотношение, безусловно, является гораздо более слабым фактором (почти в 10 раз), чем доходы. Кроме того, нет смысловой разницы между Западной и Центрально-Восточной Европой в этом отношении. Это открытие ставит под сомнение правомочность предположения, что в более богатых странах счастье более тесно связанно с постматериалистической ориентацией, чем в экономически бедных странах.
Подводя итог, несмотря на сложность объяснения субъективной оценки качества жизни в разных странах Европы, можно утверждать, что уровень удовлетворенности жизнью и счастья наиболее тесно связан с экономическими факторами (особенно доходом) и меньше с наличием стабильных отношений и культурных мировоззренческих компонентов, таких как уровень государственной зависимости или самостоятельности. Поэтому разумно предположить, что со стабилизацией политической ситуации и улучшением экономических и социальных условий в посткоммунистических странах в будущем можно будет наблюдать увеличение субъективного уровня благосостояния населения этих стран. Тем не менее было бы неразумно недооценивать влияние основных и часто весьма различных культурных факторов, которые связаны с большей удовлетворенностью жизнью и счастьем. Снижение устаревшей ориентации на полную государственную зависимость и рост более волюнтаристских ориентаций на саморазвитие и самореализацию в посткоммунистических переходных обществах важны, не в последнюю очередь, из-за их последствий для культурной интеграции Западной и Центрально-Восточной Европы.