– Так это поэт томится там за дверью? – усмехнулся инспектор.
– Ну да, я как раз собирался его вызвать.
– Ладно, зовите вашего Лукофация, – обреченно махнул рукой Холмс, поняв, что ему не вырваться из цепких объятий доктора.
Ватсон радостно кивнул и позвал свидетеля. В ту же секунду дверь распахнулась, и в кабинет влетел престранный субъект с горящими глазами. Вид его не оставлял никаких сомнений, что это поэт, и поэт гениальный. Редкая, но ухоженная бородка гения была выбрита в шахматном порядке, одна бровь отсутствовала, а другая была выкрашена в пурпурный цвет. Роскошные черные кудри, обрамляющие голову буревестника новой поэзии, поддерживала идущая через лоб повязка, на которой красовалась черная надпись «Слава Богу!».
Завидя выстроившихся для опознания мужчин, Лукофаций резко затормозил, развернулся и, выбросив вперед левую руку, замогильным голосом начал декламировать:
Чимол, чимол, датог бяте,
Датог бяте, волятвыз…
Все, кроме Профессора, невольно расхохотались. Ватсон же, раздраженный видом и странным поведением Лукофация, вовремя остановил его:
– Ваши стихи, как всегда, прекрасны, но давайте перейдем к делу.
Поэт очнулся, пристально вгляделся в шеренгу мужчин и, гневно сверкнув очами, изрек:
– Истинно, истинно здесь я не вижу мужа, который, алкая богатства, злато из банка на быстрых колесах увез.
– То есть вы хотите сказать, – перевел Холмс, – что среди присутствующих в этой комнате нет человека, принимавшего участие в ограблении банка «Надежный»?
– Да, – неожиданно нормально ответил Лукофаций, – именно это я и хотел сказать.
– А мне кажется, что вы не только узнали Профессора, но и сами замешаны в этом деле, – усмехнулся Борг.
Почему Шерлок Холмс не поверил Лукофацию?
Слава свалилась на голову инспектора Борга сразу после блестящего расследования громкого дела о Субботнем Потрошителе. Не успела высохнуть краска на экстренном выпуске «Городских хроник», половину первой страницы которого занимал портрет пойманного маньяка и только четверть – самого Борга, как его уже стали узнавать на улицах. А перед входом в полицейское управление ему и семенящему рядом сержанту Глуму преградила дорогу дама необъятных размеров.
– Мистер Борг! – с восторгом пробасила она, заключив перепуганного инспектора в объятья. – Я так рада видеть вас! Вы спасли наш город!
Поскольку полузадушенный герой не издавал никаких ответных звуков, великанша разжала руки и, спохватившись, вытащила из сумочки тот самый номер «Хроник» и ручку.
– Вы непременно должны дать мне автограф!
– С удовольствием! – искренне обрадовался чудесному избавлению инспектор и, чиркнув на газете какую-то закорючку, быстро юркнул в приоткрытую дверь управления.
– Не понимаю, – завистливо пробурчал Глум, – чего она-то радуется. Ведь Потрошитель интересовался только молодыми, изящными и симпатичными девушками.
– Да-а, – двусмысленно протянул Борг, еще не пришедший в себя после бурного натиска поклонницы, – странные вкусы у этих маньяков. Но давайте не будем о грустном.
– Пожалуйста, – Сержант был сама любезность. – Я сейчас впервые увидел вашу подпись и удивился, какая она простая и неказистая. Но я вдруг вспомнил одного чудака, который проходил свидетелем по важному делу. Так вот он вместо подписи на листе с показаниями написал телефонный номер своей любимой девушки.
– Что, что? – поперхнулся инспектор. – Телефонный номер?
– Вот именно! – с неожиданным жаром подтвердил Глум. – Я и сам сначала удивился и даже подумал, что этот парень – кстати, его зовут Глен Скабрези – издевается надо мной. Но он на полном серьезе сказал мне, что каждый человек имеет право подписываться, как угодно, и что ни в Уголовном кодексе, ни в Конституции нет никаких ограничений на этот счет.
– Здесь этот ваш Скабрези, конечно, прав, – согласился Борг. – Но он все-таки с приветом.
– Только в этом пункте. А в остальном абсолютно нормальный человек. К тому же он здорово помог своему боссу доказать алиби в деле о хищении.
– Хм, – инспектор был явно озадачен. – А что это был за номер?
– 10–916–6. Я помню его до сих пор! Да вот взгляните сами. – Порывшись в толстой папке, Глум вытянул лист бумаги. – Вот последняя страница его показаний и та самая «подпись».
Инспектор выхватил листок и стал внимательно разглядывать его со всех сторон. Он поворачивал его и так и эдак, подносил к глазам, пытался смотреть на свет и даже зачем-то понюхал.
– Вы забыли попробовать его на вкус, – тоненько засмеялся Глум, и как раз в этот момент инспектор внезапно хлопнул себя рукой по лбу.
– Боже, какой я идиот! Это же просто, как репка!
– Что, что такое? – забеспокоился сержант. – Ничего не понимаю!
– Да тут и понимать нечего, – всплеснул руками Борг. – Необходимо еще раз срочно проверить показания вашего «ценного» свидетеля.
Что вызвало сомнения знаменитого сыщика?
На двадцатилетие своей свадьбы доктор Ватсон пригласил своих коллег и, конечно, Шерлока Холмса. Однако знаменитый сыщик всегда избегал шумных застолий и поэтому решил прийти пораньше, поздравить «молодых», после чего удалиться под благовидным предлогом.
Явившись за час до назначенного времени, сыщик вручил чете Глумов шикарный подарок, произнес все необходимые поздравления и, извинившись, стал раскланиваться. Прощаясь с хозяевами, Холмс умело закруглил утомительные церемонии цветистыми комплиментами и, лучезарно улыбаясь Матильде, жене Глума, начал постепенно отступать в сторону прихожей.
– Представляю, – не удержался он напоследок, вспомнив занудный характер педантичного Ватсона, – насколько романтичным было ваше знакомство.
Хозяйка почему-то покраснела, а сыщик уже жал руку доктору:
– Не сомневаюсь, что вам пришлось в свое время отбить прекрасную Матильду у множества конкурентов.
– Не скажу, что их были толпы, – скромно потупился честный Ватсон, – но по крайней мере один очень настойчивый жених имелся. Матильда даже собиралась за него замуж. Однако он оказался ненормальным, и тут появился я. – Доктор гордо выпятил грудь.