Через пятьдесят минут майор объявляет перерыв. Курилка – в углу забора, тоже на солнцепеке. Три скамейки вкруг вкопанной бочки. Хоть посидеть.
Через два часа никто не помнит ничего, кроме того, что знал раньше.
Но в тени, сидя, расстегнув воротнички – никогда! Плевать на твои знания. Тебе полагается по́нять службу и стойко переносить.
Капитан Бойцев был до обеда отличный мужик. Ладный, складный, по делу и справедливый.
После обеда в батарею приходил заторможенный садист. Он глумился, драконил и не мог попасть пальцем в телефон.
Обеденная норма Бойцева была – семьсот граммов. Он был лучший артиллерист в полку и в свободное время до обеда решал артиллерийские задачи, подставляя в условия все новые данные. Его посылали на все боевые стрельбы и прикрепляли к нему замначштаба, чтоб не давал пить. Замначштаба был когда-то кандидатом по классической борьбе в семидесяти семи килограммах: медведь на коротких ножках.
Замначштаба любил его, как непутевого младшего брата, и иногда уносил Бойцева после обеда домой на плече. Над ними не смеялись, это была просто одна из особенностей полковой жизни. До обеда Бойцев научил нас стрелять.
Главный армейский принцип – «не переламывайся». Плевать на норматив. Ну, дадут два наряда. Ну, побегаешь в личное время. По фиг дым.
Пробежал, прыгнул, прополз, пролез через нору, кинул две гранаты, пометался в лабиринте – и на фасад.
Курсант Худолей подсеменил на тонких ножках к декоративной зеленой стенке и стал подпрыгивать, пытаясь зацепиться за подоконник высокого первого этажа. Его подсадили.
Он постоял в окне, как бременский музыкант, который сейчас свалится в дом разбойников, и наметил неуверенные движения в сторону окна второго этажа. Его втащили.
Тогда он выбрался на ту сторону, на бревно. И встал на него, прилипнув спиной к стенке. Его отлепили, подвинули на метр вперед, и майор снизу скомандовал:
– Паш-шел!!! Вперред!!! Твою мать!!!
Майорским криком Худолея сдувало с бревна. Он покачался влево-вправо, туда-сюда, как метроном, и начал безропотно падать.
– Стайй-йаать!!! Мать!!! Ловить!!!
Худолея не поймали. Было некогда. Зрелище увлекло и одарило счастьем.
С четырех метров он соприкоснулся со вскопанной землей, лег на бок и сделал лицо подпольщика, молча умирающего под пыткой.
– Ну что у тебя… – проклинал свою напасть майор, ощупывая его и стараясь не придушить.
Под Худолея двое закосили от физической – повели под руки в санчасть.
И у него оказалась трещина в пятке!! Месяц наглый ушлый Худолей, освобожденный от строевой, полевой и физической, сидел в казарме и читал наставления, занимаясь самоподготовкой. И застенчиво хромал, щурясь сквозь очки.
Через месяц его зауважали за умение цинично и твердо устраивать свои дела.
Полковой врач был тоже майор. Его звали доктор Менгеле. Как его звали на самом деле, никто не знал. И как он выглядел никто не знал. Это был доктор-невидимка. Тень мелькнет, голос донесется, и нет никого.
Его замещал младший врач полка. Эта вольнонаемная женщина чадородного возраста смотрела с брезгливостью даже на здоровых. Ей удалось работать в армии и не выйти замуж. Этой причины достаточно для ненависти ко всем военным.
Таким образом, санчастью заправляли два фельдшера. Два сержанта. Два друга в нашем полку, два бойца, две гнусные сволочи, гады несказанные.
Этот фельдшерат был коротконог, низкосрак, раннежирен, жаден и терпеть не мог болезней и увечий. Они выглядели генетическим отходом близнецов, и обоих звали Борей. Разница была только в масти. В национальной идентичности. Боря-еврей был мечта антисемита: волосатый, горбоносый, с коровьими глазами и густой щетиной. Боря-русский был мечта русофоба: лупоглазый, веснушчатый, рыжий и курносый. Если повесить их на коромысле, они как раз уравновесили бы друг друга. Они олицетворяли всю худшую клевету националистов.
Они выедали лучшую половину мяса из еды санчасти, вылавливали все лучшее из супа, истребляли половину масла и жрали белый хлеб без ограничения. Работа их состояла в выполнении указаний доктора Менгеле: не расходовать медикаменты.
И – эта метода давала отличный результат! Попавший в санчасть быстро понимал, что никто не препятствует ему сдохнуть. Его горе никого не колышет. Хочешь жить? – выздоравливай, тебе не мешают. Не хочешь выздоравливать? – да помирай ради бога, твоя проблема. Этот спартанский подход активизировал все силы организма.
И хотя санчасть казалась желанным курортом, фельдшерская пара делала пребывание в нем столь противным, что все старались побыстрее выписаться в строй.
Раз в месяц их били. Нелюбимые всеми, они трогательно заботились друг о друге.
Танковая рота – это среднее между армией и цирком лилипутов. Что за строй пятиклассников на плацу? Танкисты, люди огня и стали, средний рост – сто шестьдесят. Военкоматы сортируют. Чтоб легче в танке помещались. Там тесно ведь. Кавказцу – эти хоть маленькие, но шерстистые. А светлые славяне – чистые дети.
Мы танкистов жалеем. Они и поют как заморыши, маршируя из столовой. В солдатской чайной им не пробиться к прилавку. Однажды наш артиллерист, похожий на эсэсовца стодевяностасантиметровый белесый убийца, избил взвод: три экипажа. Не понравились они ему.
Они пришли ко входу в батарею с нервным требованием честного поединка.
– Чтоо? Да вас, гнилух мелких, я троих любых одной рукой сделаю.
– Да?! Да?! А мы… вчетвером… тебя сделаем!
– Мартышка и очко. Глаз на жопу натяну и моргать заставлю! Павлики Морозовы недорезанные…
– Он старик! Смотри! Ему осенью на дембель. Ты сейчас старика бил, собака, а офицер вообще зверь будешь!
– Вот тогда вы у меня топиться в очке будете. Сын полка…
Потом мы подружились, внимали тоске и затравленности, гастритам от скотского корма. Им даже автоматы не по росту казались.
– Че ты там над ухом щелкаешь?! Че ты щелкаешь?! Я те так пощелкаю!!
– Виноват, товарищ майор. Спуск проверял…
– Виноватых в ж… …т! На огневой рубеж! Оружие зарядить! Огонь!
Долго ползает по давно излохмаченной мишени, торкая огрызком мела:
– Хм. Десять. Хм. Девять. Десять. Так. Ладно. А эта?.. У-у-у… У-у-у… О ё-о-о… Ты ващще, пидарас, куда целился?..
Покончили с тремя пистолетами, побежали взводом к одному автомату. Каждому по магазину, автомат общий. От греха. Над ним вдали майор – как Змей Горыныч над затраханной принцессой: