«Кто хочет, чтобы его мнение было принято, должен высказать его спокойно и беспристрастно».
«Если подозреваешь кого-либо во лжи, притворись, что веришь ему; тогда он наглеет, лжет грубее и попадается». Очень ценный совет!
«Лучше всего помещены те деньги, которые у нас украдены: ведь мы за них приобрели необходимое благоразумие». Это правило созвучно предыдущему и применяется вместе с ним.
Один мой ученик неплохо зарабатывал на том, что его обманывали. Он завел картотеку тех людей, которые его обманули, и продавал эту информацию. Кроме того, он изучил технологию обмана.
«Обнаруживать злобу или ненависть словами или выражением лица – бесполезно, опасно, неразумно, смешно и, наконец, пошло. Злобу или ненависть нельзя обнаружить иначе как действием. Это удастся тем лучше, чем основательнее мы воздержимся от первого».Еще раз прочитай это правило!
«Ни при каком событии не следует слишком ликовать или горько плакаться – отчасти вследствие изменчивости всех вещей, отчасти вследствие ошибки в наших суждениях о том, что вредно и полезно: почти каждому приходилось горевать о том, что оказывалось впоследствии его истинным счастьем, и радоваться тому, что становилось источником его величайших страданий».
Очень хорошо иллюстрируется это положение китайской притчей, которую любят приводить последователи гештальттерапии.
У одного китайца, живущего в деревне, был неплохой достаток – у него была лошадь. Некоторые ему завидовали, некоторые были рады за него. Но китаец был спокоен. Однажды лошадь сбежала. Некоторые злорадствовали, некоторые сочувствовали ему. Но китаец был спокоен. Через некоторое время лошадь вернулась вместе с жеребенком. Некоторые завидовали ему, некоторые были рады за него. Но китаец был спокоен. Однажды его сын залез на жеребенка, упал и сломал ногу. Опять кто-то ему сочувствовал, а кто-то злорадствовал, но китаец был спокоен. В деревню пришли слуги императора для проведения очередного набора в армию. Сына китайца в армию не взяли. И опять кто-то ему завидовал, а кто-то за него радовался. Но китаец был спокоен.
«Все, что совершается, с самого великого до самого ничтожного, совершается необходимо… Кто проникается этим сознанием, тот прежде всего сделает все, что в его силах, а затем уже спокойно примет те неудачи, которые его постигнут.
Можно считать, что мелкие неудачи, ежечасно досаждающие нам, существуют как бы для нашего упражнения, для того, чтобы сила, позволяющая нам переносить большие несчастья, не ослабла бы совершенно в довольстве».
Но это не есть смирение с судьбой. «То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей. Следовало бы основательно проникнуться словами Гомера, где он советует всерьез размышлять о каждом деле. Ибо, если дурные поступки искупаются на том свете, за глупые придется расплатиться уже на этом… Опасным и ужасным кажется не тот, кто смотрит свирепо, а тот, кто умен: мозг человека, безусловно, более страшное орудие, чем когти льва».
«Наряду с умом, весьма существенным данным к нашему счастью является мужество. Правда, нельзя своими силами добыть ум и мужество: первое наследуется от матери, второе – от отца; однако при желании и при упражнении можно увеличить в себе эти свойства(выделено мною. – М. Л.).<…> Пусть нашим девизом служат слова: «Не уступай несчастью, но смело иди ему навстречу». Пока еще сомнителен исход какого-либо опасного положения… нельзя поддаваться робости, а следует думать лишь о сопротивлении, как нельзя отчаиваться в хорошей погоде, пока виден кусочек синего неба. Даже более: надо иметь право сказать: «Если развалится весь мир, то это не устрашит».
Клиническая практика и опыт консультирования показывают, что больные и клиенты страдают не столько от реальной опасности, сколько от ожидаемых маловероятных катастроф. Вот довольно типичный образец их высказываний: «Да, сейчас мне хорошо, а что мне делать, если будет…» Я им на это отвечаю: «А если не будет…» И привожу рассуждения Шопенгауэра. Больные страдают не столько от самой болезни, сколько от ожидания, что будет хуже. Так, одна больная эпилепсией довольно быстро успокоилась, когда подсчитала, что за пять лет болезни больна она была всего около 24 часов (время припадков), да и то в это время она находилась в состоянии выключенного осознания и не страдала. А все ее страдания были от ожидания припадков, которое ускоряло их приход. Когда она это поняла, то быстро успокоилась. Припадки стали гораздо реже, а потом и прекратились без увеличения дозы лекарств.
Большую психотерапевтическую пользу, особенно пожилым людям, приносят мысли Шопенгауэра о различии возрастов.
«В течение всей нашей жизни мы обладаем только настоящим и ничем более. Вся разница сводится к тому, что в начале жизни длинное будущее впереди нас, к концу же ее – длинное прошедшее позади… В детстве мы более склонны к познаванию, нежели к проявлению воли. На этом-то и основано счастье первой четверти пашей жизни, вследствие которого годы эти кажутся впоследствии потерянным раем. В детстве большая часть нашего духа направлена на познание. Так же, как мозг, достигающий полного объема уже на 7-м году, ум развивается очень рано, хотя созревает лишь позже, и жадно всматривается в совершенно неведомую для него жизнь, где решительно все проникнуто блеском новизны. Этим объясняется, почему наши детские годы так поэтичны».
А кто тебе, мой дорогой читатель, если ты уже считаешь себя старым, мешает жить так, как жили наши предки в пещере? Они не знали, сколько им лет, и делали, что могли и что хотели. Попробуй и ты так. Физическими упражнениями продли детство тела, а учебой – детство души.
«Когда я это понял, то в 42 года занялся наукой, в 51 год защитил кандидатскую диссертацию, в 57 – докторскую. Пишу по две-три книги в год, два-три раза в год езжу на краткосрочные курсы повышения квалификации и забыл о своей 15-летней гипертонии».
Это рассказ моего бывшего пациента, ставшего в солидном возрасте довольно известным ученым и продлившего свое детство. Это лучше, чем впасть в него. Кстати, все знаменитые психотерапевты, о которых говорилось выше, прожили долгую жизнь, потому что все время учили, учились и творчески работали.
Шопенгауэр раскрывает психологические механизмы, согласно которым юноша более счастлив, чем зрелый человек. Дело в том, что «…смотреть на все – приятно, быть чем-либо – ужасно. Из сказанного следует, что в детстве вещи нам известны более с виду, т. е. со стороны представления, объективно, нежели со стороны их бытия… Так как объективная сторона их прекрасна, а субъективная и мрачная – пока неизвестна нам, то юный ум видит в каждом образе, который дает ему действительность или искусство, весьма счастливое существо, полагая, что раз это прекрасно на вид, то быть им столь же или даже более прекрасно. Поэтому весь мир кажется Эдемом… <…> Несколько позже отсюда возникает жажда действительной жизни, стремление действовать и страдать, толкающее нас в пучину жизни. В мирской суете мы познаем и другую сторону вещей… Мало-помалу близится тяжелое разочарование… <…>… Разочарование это разрастается все больше, делаясь все глубже. Можно сказать, что в детстве жизнь представляется нам декорацией, рассматриваемой издали, в старости же – тоже декорацией, но рассматриваемой вблизи.