– Хорошо.
Через некоторое время Валя спрашивает:
– Мама, а что ты мне купила? Жвачку купила?
– А почему я что-то должна тебе покупать?
Валя опять замахивается на меня и с наигранными слезами идет жаловаться к Богдану.
– Богдан, можешь опять погладить ее по голове и рассказать, как нельзя поступать, может, в этот раз поможет!
Он улыбается мне и делает все, что я предложила, то есть целует, гладит по голове и читает мораль.
На прощание Валя с папой полчаса милуются у порога, но только закрывается дверь за Богданом, Валю словно подменили. На мой отказ покачать ее на качели она почти не рыдала, а сразу набрала игрушек и распределила роли. Мое объяснение, что я не могу с ней играть, так как готовлюсь к экзаменам, восприняла очень спокойно и весь вечер не отвлекала меня, а играла сама.
Я просто поражена, насколько ребенок чувствует ситуацию, с кем и как можно себя вести. И я все больше убеждаюсь, что Валя поймет правильное воспитание.
13. 02. 2001 Вчера по телефону (она с папой была в гостях) после того, как я сказала, что я люблю и соскучилась, Валя спросила: «А что ты мне купила?» Я ответила, что ничего не купила, что люблю – просто так.
23.09.2001. Воскресенье. Я пытаюсь найти союзников на стороне противника
– Дина Харитоновна ( это мама Богдана ), няня передала мне, что вы звонили. К сожалению, я дозвонилась до вас только сейчас и Валя уже спит, но если вы хотите поговорить с Валей, то давайте созвонимся на неделе. Я с вами хотела обсудить очень волнующий меня вопрос. Вы умная женщина и сами воспитали двоих детей, поэтому я уверена, что вы поймете меня.
– Надеюсь.
– Мне хочется, чтобы мы с вами были союзниками.
– Смотря в каком вопросе.
– Валя взрослеет, и меня все больше волнуют прогрессирующие слезы и капризы. Думаю, что вы согласитесь, что у нее тяжелое детство.
– Соглашусь.
– Во-первых, разведенные родители, живущие врозь. А во-вторых, слишком контрастные требования, которые мы предъявляем к ней. Это ее дезориентирует. Она теряется, не знает, как себя вести, и закатывает истерики. Я ее понимаю и переживаю от этого.
Сегодня, в течение двух часов, когда мы гуляли, она рыдала и падала на асфальт оттого, что я отказалась купить ей 1000-ю игрушку, 108-ю конфету и что-то еще из длинного списка, при этом говорила, что ей покупали в Новочеркасске. Я научилась зарабатывать на необходимое, но не на эти требования, да и не считаю нужным их выполнять. Дошло до того, что она начала драться со мной от обиды. А потом няня передала, что вы звонили и сказали о покупке новой куртки и ботинок, в которых нет необходимости. Я понимаю ваше желание сделать Вале что-то приятное, но согласитесь, что гораздо важнее вырастить ее здоровым человеком, не закатывающим скандалы из-за очередной пары сапог.
Я понимаю, что повлиять на взрослого человека почти невозможно, и не прошу что-то отвечать мне сейчас. Вам самой делать выбор: какую политику избирать. Надеюсь, что в этом вопросе наше мнение совпадает.
Позвонила. Поговорила. Довольна собой в плане, что сняла груз со своей души. Не только я несу ответственность за Валины капризы. Сначала прочитала все написанное. Потом, не перебивая, долго слушала ее объяснения: напрасно я думаю, что в Новочеркасске ее балуют и потакают, что капризы – это одно, а необходимость в одежде – это другое. Как хорошо, что девочка не чувствует себя ущербной и может хорошо одеваться. Д.Х. сама прожила в нужде и прекрасно знает, что значит переживать, когда твой ребенок одет хуже других.
– Галя, ты меня извини, конечно, но хорошо тебе говорить, когда ребенок обут и одет во все лучшее! Попробовала бы ты сама все это тянуть, как я тянула двоих!
– Д.Х., я вам лично что-то должна?
– (Пауза.) Нет, не должна. Я тебе тоже ничего не должна.
– Да, и вы не должны. Я хочу, чтобы вы были уверены, что будет или нет возможность у Богдана, но я смогу содержать своего ребенка.
У меня все доводы иссякли. Я начинаю повторяться. Я понимаю, что на взрослого человека повлиять невозможно.
– Выбор делать вам самой. (Говорю медленно с расстановкой, на другом конце – напряжение.)
– Галя, дорогая, ты со мной таким тоном не говори, пожалуйста, никогда.
– Каким – «таким»?
– Что выбор делать мне. У меня сердце кровью обливается, глядя, как Богдан любит этого ребенка. И мы ее все любим. И я всем тут говорю, и все со мной здесь согласны: и Богдан, и брат его, и жена его, и… (повторяется) , что необходимое – это одно, а капризы – другое. И ты, пожалуйста, не думай, что правда только на твоей стороне.
– Я и не думала. И никогда не считала, что я права.
– Правда не только на твоей стороне. Так вот. Давай не только я подумаю, но и ты подумаешь, где ты не права!
– Хорошо. Давайте. Я рада, что мы вместе с вами будем думать.
– До свидания, а то ты там уже на сто рублей наговорила.Так интересно наблюдать процессы развития, происходящие вокруг. Я почему-то все время сравниваю это с собственными внутренними переменами. Растет мой любимый город, растет и меняется любимая моя дочка, расту и я вместе с ними. Даже экономическая неразбериха в стране проходит параллельно с душевными метаниями.
Центральные улицы Ростова за последние два года преобразились, да и внутренняя жизнь (перераспределение капитала из одних рук в другие) идет безостановочно. И на фоне всего этого происходит осознание, что хорошо жить может лишь сильный, самостоятельный человек и что кроме меня самой мне никто не поможет.
Валя в свои два года и пять месяцев строит сложноподчиненные предложения, а вопросы, которые она задает, говорят, что и в такой маленькой головке решаются проблемы собственного достоинства и права на личное мнение, зреет желание заниматься только тем, что ей интересно. Она очень четко чувствует, кому из взрослых можно сесть на шею, а кому – нет. И все перемены в ней происходят с такой скоростью, что мне тяжело поспевать и менять стиль поведения. Только я для себя выведу какое-нибудь правило, чтобы удобно было сосуществовать рядом, – хлоп, а оно уже не действует. Валя его уже переросла, и надо корректировать.
И еще. Если я когда-то сомневалась в том, что дети удовлетворяют наше чувство собственной значимости, считая, что материнство – это все-таки инстинкт, то теперь на собственном опыте убедилась, что это не так. Когда она только родилась, то кроме обременения во времени и физической боли, когда она грызла мне грудь, я ничего к этому червячку не испытывала. Но теперь, когда, несмотря на то что мы ссоримся (я и шлепнуть ее могу), она из всего обширного круга взрослых выбирает для общения меня, а на подарки Богдана реагирует лишь первые пять минут, – необоримое чувство удовлетворения и радости заполняет меня, и лицо само растягивается в улыбку.