– Знаешь, вступить во фракцию – это совсем не то, что посвящение, – продолжает Амар, сосредоточенно проверяя, насколько крепко висит груша. – В основном лихачи заводят лучших друзей именно во время посвящения. Они находят себе парней и девушек. Врагов, в конце концов. Но ты как будто решил, что у тебя вообще ничего не будет.
Я видел, как другие неофиты вместе делают пирсинг, а потом приходят на тренировку с ярко-красными проколотыми носами, ушами, губами. Видел, как они выстраивают башни из еды на столах за завтраком. Я и подумать не мог, что способен стать одним из них. Или хотя бы попытаться. Я пожимаю плечами.
– Я привык к одиночеству.
– А мне кажется, что ты скоро сорвешься, и я не хочу быть здесь, когда это случится. Между прочим, сегодня мы играем в нашу традиционную игру. Тебе следует к нам присоединиться.
Я молча смотрю на липкую ленту на своем кулаке. Мне не стоит никуда идти и играть в игры с неофитами. Я должен остаться здесь и тренироваться, а затем поспать, чтобы быть в форме для завтрашнего боя. Но мой внутренний голос, который часто твердит мне, что я «должен», напоминает мне голос отца, требующего вести себя прилично и обособленно. А я выбрал лихачей, потому что хотел перестать его слушать.
– Я помогу тебе влиться в компанию. Имей в виду, что я за тебя переживаю, парень, – поясняет Амар. – Не глупи и не упусти хорошую возможность.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Что это за игра?
Амар только улыбается в ответ.
* * *
– Она называется «Вызов». Девушка-лихач по имени Лорен держится за ручку сбоку вагона, но все равно шатается и едва не выпадает из него наружу. Она хихикает и спокойно втягивается внутрь, словно поезд не мчится на рельсах, расположенных на высоте двух этажей, и ей не грозит перелом шеи, если она из него выпадет. Свободной рукой она держит серебряную фляжку. Это многое объясняет. Она наклоняет голову.
– Первый игрок выбирает того, кому бросить вызов. Второй игрок, принявший вызов, выпивает, выполняет задание и получает возможность бросить вызов кому-то еще. А когда все уже выполнили задания или погибли, пытаясь это сделать, мы немного напиваемся и тащимся по домам.
– А как выиграть? – спрашивает один из лихачей с другого конца вагона. Он сидит, ссутулившись, напротив Амара, будто они старые друзья или братья. Судя по его вопросу, я не единственный неофит в вагоне.
Напротив меня расположился Зик – парень, который первым спрыгнул с поезда. Рядом с ним – девушка с каштановыми волосами, челкой и проколотой губой. Остальные лихачи – явно старше нас. И они-то, конечно, уже полноправные члены фракции. Они непринужденно общаются, наваливаются друг на друга, шутливо дерутся или ерошат волосы. Атмосфера братства, дружбы, флирта. Мне это незнакомо. Я пытаюсь расслабиться, обхватив руками колени.
Я самый настоящий Сухарь.
– Выигрывает тот, кто не трусит, – отвечает Лорен. – И есть еще новое правило – чтобы выиграть, не задавай тупые вопросы. Поскольку у меня – алкоголь, то я и начну, – добавляет она. – Амар, я бросаю тебе вызов! Отправляйся в библиотеку эрудитов, когда зануды будут учиться, и выкрикни что-нибудь неприличное. – Лорен откручивает крышку от фляги и бросает ее Амару. Лихачи улюлюкают, когда Амар снимает крышку и делает глоток неизвестной жидкости.
– Скажешь, когда прибудем на нужную остановку, – кричит он, заглушая всеобщие возгласы.
Зик машет мне рукой:
– Эй, ты ведь перешедший? Четыре?
– Да, – говорю я. – Ты классно прыгнул. – Я слишком поздно понимаю, что это может быть его больным местом – момент триумфа, смазанный оплошностью и потерей равновесия. Но он добродушно смеется.
– Да, не самый лучший момент, – добавляет Зик.
– Зато, кроме тебя, никто не вызвался прыгать первым, – вставляет девушка с каштановыми волосами. – Кстати, меня зовут Шона. А правда, что у тебя только четыре страха?
– Поэтому меня так и называют, – киваю я.
– Ух, ты! – восклицает Шона. Похоже, что она впечатлена, отчего я выпрямляюсь. – Ты, наверное, урожденный лихач?
Я пожимаю плечами, дескать, возможно, и так, хотя я точно знаю, как обстоят дела на самом деле. Она не знает, что я пришел сюда, чтобы сбежать от уготовленной мне участи. А ведь я изо всех сил стараюсь пройти посвящение лишь потому, чтобы мне не пришлось признать, что я самозванец. Урожденный альтруист в результате нашел пристанище среди лихачей. Уголки ее рта расстроенно опускаются, но я не пристаю к ней с расспросами.
– Как твои поединки? – спрашивает меня Зик.
– Нормально, – говорю я, демонстрируя лицо в синяках. – По мне видно.
– Зацени. – Зик поднимает голову – и я упираюсь взглядом в огромный синяк над его челюстью. – И все это – благодаря ей. – Он тычет в Шону большим пальцем.
– Он меня сделал, – улыбается Шона. – И я получила сильный удар. У меня никак не получается выиграть.
– Тебя не смущает, что он тебя ударил? – вырывается у меня.
– А почему меня должно это смущать? – удивляется она.
– Ну, хотя бы потому, что… ты девушка.
Шона обескуражена.
– Ты что, думаешь, что я не могу вытерпеть боль, как и любой другой неофит, просто потому, что у меня другое тело? – Она показывает на свою грудь, и я ловлю себя на том, что на мгновение задерживаю на ней взгляд, прежде чем соображаю отвернуться. Мое лицо пылает.
– Извини, – бормочу я. – Я совсем не то имел в виду. Я пока не привык к этому.
– Да, я понимаю, – без злобы соглашается она. – Но ты должен знать, что здесь, в Лихачестве, не важно, парень ты или девушка. Важно то, на что ты способен.
Амар поднимается, кладет руки на бедра в драматичной позе и марширует в сторону открытого дверного проема. Поезд ныряет вниз, и Амар, который даже ни за что не держится, сдвигается в сторону и качается вместе с вагоном. Лихачи резко поднимаются со своих мест. Амар прыгает первым, бросаясь в ночь. Остальные торопятся за ним, и я позволяю толпе нести меня в сторону двери. Меня пугает не скорость, а высота, на которой мы находимся, но сейчас поезд едет близко к земле, и я прыгаю без страха. Я приземляюсь на обе ноги и спотыкаюсь, прежде чем остановиться.
– Смотри-ка, ты делаешь успехи, – отмечает Амар, пихая меня локтем. – На, глотни. Похоже, тебе кое-что не помешает, – добавляет он, протягивая мне флягу.
Я никогда не пробовал алкоголь. Альтруисты никогда не пьют, поэтому достать его было негде. Но я видел, какими расслабленными делаются захмелевшие люди, а мне безумно хочется выбраться из своей старой кожи, в которой теперь слишком тесно. В итоге я нисколько не сомневаюсь – беру флягу и пью. По вкусу алкоголь напоминает лекарство – обжигает меня, но быстро проходит дальше – в пищевод. Потом по моему телу разливается тепло.
– Неплохо, – одобряет Амар, подходит к Зику, обвивает его шею рукой и тянет на себя. – А ты уже познакомился с моим юным другом Изекилем?