В эту минуту дверь палаты открылась, вошла юная худенькая медсестра, постукивая острыми каблучками.
— Уважаемый посетитель, предлагаю вам закончить разговор с больной, — сказала медсестра очень решительно. — Она еще в ослабленном состоянии. Такие длительные беседы ей противопоказаны. Уже поздно. Ни одного посетителя не осталось. Прошу вас покинуть палату.
— Мне нужно задать еще пару вопросов. Я из уголовного розыска.
— Не интересуюсь, из какого вы розыска. Здесь лежат тяжелобольные. Их жизнь в опасности. Если вы сейчас же не покинете палату, я вызову весь присутствующий персонал, охрану и дежурного врача. А завтра будет отправлена жалоба вашему начальству. И если с больной что-нибудь случится, вам придется отвечать.
— Хорошо, хорошо. — Сидорин с досады заиграл желваками на скулах. — До свидания, Зинаида Гавриловна. Выздоравливайте поскорей. Надеюсь в ближайшие дни с вами увидеться.
— Спасибо, до свидания, — тихо ответила Зинаида Гавриловна и неожиданно поманила капитана. Он быстро наклонился, приблизив ухо к ее лицу. — Запомните. Я видела однажды рядом с Салоном аргентинских танцев Хлупина и охранника Пигачева… Запомните: Пигачев. Они разговаривали. О чем, не знаю, но…
— Все! — настойчиво вмешалась медсестра. — На сегодня все. Гражданин, прошу вас на выход.
Лейтенант полиции Михайлова, одетая в коричневую дубленку с капюшоном и весьма элегантно выглядевшая, подошла к входу. Она несла за плечами футляр с новеньким аккордеоном. Между двумя белыми колоннами сияла декоративной медью высокая дверь. Рядом, на стене, вывеска под непробиваемым стеклом: развевающийся плащ-пончо и указание стилизованным шрифтом: «Салон аргентинских танцев». С двух сторон были экзотические фонари — завитки, орнамент и красноватые стекла.
Из-за угла энергично жестикулируя, подскочил старый знакомый по Егорьевскому музучилищу Валентин Белкин. В специальном кожаном мешочке он тащил свои ударные палочки, шуршащие метелочки, какие-то звонцы и колокольцы. Вся система барабанов, естественно, находилась в помещении салона. Валентин подцепил девушку под руку с нарочито ухарским видом. На ходу чмокнул в разгоряченную щечку.
— Салют, Тихоня, — смеясь, сказал парень, намекая на характер бывшей однокашницы и на значение ее имени: в святцах Галина — Тихая.
— Привет. Ну что, спросил про меня?
— Аккордеонистка нужна позарез. Наша Зина, наверно, не вернется. Жалко ее, что-то у нее стряслось. Хороший музыкант, хорошая тетка вообще… Ладно, идем к руководству. — И он втащил Галю в известный нам подъезд, украшенный по стенам смальтой и бронзовыми розетками — некий южноамериканский интерьер.
Красавцу-охраннику с прилизанным пробором представил:
— Тихоня Галочка. Волоку к Ануш. Оставит — будет у нас вместо Зины. Кстати, что с ней?
— Понятия не имею, — ответил страж в опереточном мундире при аксельбанте. — Хэлло, мисс. Очень рад вас приветствовать.
— Галя, это наш мужественный охранитель Жора Пигачев, — с долей иронии знакомил Галю веселый Белкин. — А там — Рома Фантомас.
Толстяк в шикарной тройке с изумрудной бабочкой под тройным подбородком показал огромный кулак.
— Я те дам Фантомас, колотило-долбило. Синьорина, перед вами Роман Стеценко, чемпион района по штанге и борьбе сумо.
— Я потрясена, — хрустальным голоском произнесла Галя Михайлова, застенчиво улыбаясь колоритным охранникам. — В гвардии… такие мужчины! Что же ждать от творческого состава?
— В творческом составе одни обшарпанные козлы. Музкари вообще дохляки. Белкин еще ничего, годится на побегушки, — заявил огромный страж, похожий на персонажа из надоевшей пивной телерекламы.
Когда Галя и Белкин скрылись в дирекции, брюнет в мундире усмехнулся с профессиональным апломбом:
— В принципе можно бы оприходовать.
— Личность — не особо. Ножки фэнтези, и станок, кажется, тоже. Чур, я первый.
— Куда тебе, Ромей, не справишься. И этот колотило сказал: тихоня.
— В тихом омуте черти водятся, — припомнил толстяк в тройке и захохотал сырым басом.
Перед начальственным кабинетом на стульях сидели коллеги: гитарист и скрипач. Первый длинный, изможденный, с заведенными под лоб скучными глазами. Второй небольшой, бойкий, с рыжеватой курчавистой шевелюрой. Одеты скромно, оба лелеют на коленях свои инструменты в футлярах.
Указывая на Галю, Белкин сказал:
— К Ануш на пробу. Своя девка, вместе учились. Поддержите?
— Валяйте, — уныло сказал длинный и протянул Гале руку. — Кондрат Волоховский.
— Стасик Бриан, — рыжеватый кивнул ободряюще. — Желаю успеха. — И, придвинувшись, шепнул быстро и жарко: — Главное, шпарь, не останавливаясь. Если где-то заплетешь или собьешься — плевать. Она в тонкостях не сечет. Но старуха опытная психологически. Так что гони уверенно хоть по кочкам. Алле! Ясно?
Когда Белкин и Галя, постучавшись, вошли, Ануш Артуровна Алимова, художественный руководитель салона, расставляла в вазы цветы — розы и хризантемы, похожие на опрысканные ароматизаторами парафиновые муляжи. На первый взгляд худая, дряхловатая старушенция, она была для шестидесятипятилетнего возраста невероятно энергична и неутомима, как в репетиционно-концертной, так и в административной работе.
— Гуд дэй, мамочка Ануш, — воркотнул Белкин, медово светя сощуренными карими глазками. Бодро подошел и, повиливая поджарым тазом, поцеловал желтую костлявую руку в тяжелых перстнях. — Нашел для вас аккордеонисточку. Получил о ней в консерваторских кругах отличные отзывы. Рвет с листа любую классику, не классику, джаз, рок-поп и всю латиноамериканщину.
— Чудно. — Ануш Артуровна, окутанная пушистым пепельным одеянием, в черных шароварах и чувяках на больных ногах, вышла из-за стола. — Вы где-то играли профессионально, деточка?
— После училища играла в разъездном джазовом коллективе. Он, к сожалению, распался. Зарабатывала на свадьбах — в кафе и на дому. Давала частные уроки — аккордеон, баян, фортепиано, синтезатор.
— Значит, официальных рекомендаций у вас нет.
— Какие сейчас официальные рекомендации, Ануш Артуровна! — воскликнул Белкин, сделав удивленно-веселое лицо. — Если только вы не играли у Лундстрема, у Пугачевой или… в Большом театре. Люди работают где могут и как могут. Вы же знаете, сейчас любой диплом или трудовую книжку можно купить в переходах метро. Да и слишком зафиксированные у нас не особенно нужны… — добавил он загадочно.
— Ну что ж, — гундося протянула Ануш Артуровна. — Во-первых, снимите свою дубленку.
Галя сняла дубленку, положила на стул. Медленно повернулась, чуть откинула голову и выдвинула вперед ногу. Руководительница Салона аргентинских танцев придирчиво оглядывала претендентку в творческий состав. Девушка была очаровательна в обтянутой серебристой водолазке и джинсовой мини-юбке, полностью открывавшей статные ноги в колготках телесного цвета и лакированных полусапожках на каблуках.