Он выжидательно посмотрел на помощника, прекрасно зная, что тот сейчас начнет предлагать все, что угодно, лишь бы быть полезным.
– Может, поохотимся? – тут же предложил Ваня.
– Охотно поохотимся, – весело рассмеялся Георгий. – Охотно, Ваня…
И вот теперь, рассматривая себя в зеркальном стекле двери охотничьего домика и находя свой облик безупречным, Георгий с раздражением подумал, что облик этот никак не вяжется с действом, которое ему надлежит совершить минимум через час, максимум через два часа. Все зависело от бдительности Ивана. Вернее, от того, когда тот начнет ее терять.
Он вздрогнул оттого, что дверь домика неожиданно распахнулась, и на пороге встал его помощник в камуфлированном комбинезоне, высоких ботинках и черной вязаной шапке, надвинутой почти на глаза.
– Все готово, можно выступать, – радостно улыбнулся Иван.
Он любил охоту. Любил долгое преследование, любил долгую агонию. Любил подолгу рассматривать наступление смерти. Кажется, он даже не подозревал и не чувствовал, что сегодняшней жертвой охоты должен был стать он сам.
– Выступаем? – поторопил Георга Иван и с неодобрением покосился на его легкий костюм: – Застынете, шеф. Там студено.
– Да мы недолго, Ваня. Так, чтобы развеяться да подышать. У нас сегодня вечер должен быть напряженный. – Георгий нахлобучил на голову кожаный треух. – Выступаем…
Иван, как всегда, шел впереди. Он раздвигал мощной грудной клеткой спутавшиеся ветки, шел напролом в самую чащу. Там, по словам шефа, была замечена лежка секача. Ветки под напором трещали, шаги его были слышны за километр, но это его не особенно заботило. Они все равно достанут этого зверя, даже если и спугнут.
И этого не убитого им наблюдателя он тоже достанет. Шеф прав, он облажался с его устранением. Он принял другого парня за хозяина квартиры. Он даже подумать не мог, что телка в его отсутствие принимает у себя хахаля.
Сука! Мерзкая вероломная сука! Все они такие! И Олька такая же! Он из-за нее сел в тюрьму на долгие годы. Он сделал для нее доброе дело, избавив от поганого отчима, лапающего ее при каждом удобном случае, а она…
Она даже не поняла, кто спас ее! Она даже не поблагодарила его ни разу! Не написала ни одного письма, ни одного сухаря не прислала ему на зону! Она просто жила, росла, превращалась в настоящую красавицу и не понимала, что все это благодаря ему – Ивану.
Он громко засопел, пытаясь избавиться от спазма, сдавившего горло. Так всегда случалось, стоило ему про Ольку подумать. Но поганый спазм все же выдавил слезы из его глаз. Все из-за нее, из-за Ольки. Гадина она! Гадина, испортившая ему всю жизнь!
Хотя за одно дело он ее должен все же благодарить. За то, что из-за нее он оказался у своего шефа. Это было такое место, о котором Иван мог только мечтать. Он жил теперь в настоящем замке! Все было таким красивым, старинным, значимым, что некоторые комнаты он пересекал на цыпочках, да. А случилось все тогда, когда он наблюдал за Олькой, слоняясь возле облезлых общежитий. Он ходил туда, как на работу. Каждый день. Каждый день. Затаивался и наблюдал. А оказывается, что и за ним наблюдали в это же самое время. Наблюдали, оценивали. И потом вдруг сделали невероятно заманчивое предложение.
– Ты все равно снова сядешь рано или поздно, Ваня. Один в этом городе ты не выживешь, – медленно произнося слова, словно цедя сквозь плотно сжатые зубы, говорил тогда Георгий, пригласив его в свою машину. – А со мной у тебя перспективы.
Что такое перспективы, Иван не знал. Но понял по холодному блеску черных глаз мужчины, пригласившего его в свою машину, что это что-то хорошее. Так и получилось.
Георгий помог ему поджечь общаги, посоветовав сжечь сразу обе.
– Так интереснее, – решил Георгий.
Иван так и сделал.
Потом спустя какое-то время, когда Ольку по просьбе Георгия поселили в старом доме, Георгий помог получить разрешение на комнату, которую Иван занял. Ему хотелось быть с ней рядом. Хотелось наблюдать ее страх, когда все задуманное Георгием начнет происходить. И он был крайне обрадован, когда Ольку забрала полиция. Пусть! Пусть узнает, какого это – спать на нарах! Но Георгий неожиданно захотел, чтобы Олька оказалась на свободе. Ивану снова пришлось убить.
Как-то все мудрено у шефа выходило в последнее время. Начиналось все достаточно просто и понятно. А теперь все запутанно. Иван не понимал, долго думал, но все равно не понимал. И это его нервировало.
Он неожиданно остановился, глубоко втянул носом воздух. Он почувствовал присутствие зверя. Секач где-то рядом. Иван поднял вверх правую руку, предостерегая хозяина от дальнейшего движения. Тот хотя шел и не так шумно, как Иван, но все же его шаги помощник ощущал за своей спиной.
Иван еще минуту нюхал воздух. Да, секач рядом. Сейчас главное – не торопиться. Зачем хозяин так рано взводит арбалет?! Ведь одно неосторожное движение, и мощная стрела уйдет в никуда. Зверя спугнут, дорогую стрелу потом будут долго искать в этой непроходимой чаще. Рано, еще слишком рано!
Все произошло стремительно. Ивану не хватило времени, чтобы понять. Раздался характерный щелчок, стрела была выпущена. Он хотел обернуться на шефа, но тело вдруг превратилось в один громадный столб боли. Громадный, неповоротливый столб боли. Во рту сделалось солоно от крови, и, кажется, она побежала по подбородку. Сейчас зальет комбинезон, который Ивану очень нравился.
С великим трудом он опустил голову вниз, чтобы убедиться, что кровь не залила одежду. Увидал кончик стрелы, пробившей ему легкое. Он торчал прямо из того места, где был карман комбинезона. Вот откуда столько боли и кровь во рту, сообразил он. И прежде чем упасть лицом вниз на опавшую листву и сухие ветки, подумал, что хозяин почему-то промахнулся. Секач же вон там, чуть левее…
Георгий минут пять ждал, прежде чем подойти ближе. Ванька даже в агонии мог быть опасен. Потом поставил ногу ему на спину, ухватился перчаткой за стрелу, торчавшую из спины, и с силой дернул. Стрела подалась, но не вышла из тела. Пришлось дергать еще, и еще, и еще. Наконец он ее вытащил и тут же со злостью выругался, нарушая осеннюю тишину леса. Наконечник стрелы, столкнувшись с костью, треснул, и часть его осталась в теле. Крохотные металлические частицы остались в Ванькином теле.
– Это улика, Ваня. Таких стрел в нашем городе больше нет, – проговорил Георгий с раздражением. – Придется мне тебя препарировать, дружок. Ты уж прости меня, бога ради, обстоятельства!
Он перевернул своего мертвого помощника на спину, расстегнул на нем куртку, задрал свитер и, взяв в руки огромный охотничий нож, вонзил его в то место, откуда прежде вышла стрела…
– Геннадий Иванович, говорят, будто клад в том доме-то. – Паша неуверенно топтался возле двери кабинета хозяина. – Будто хозяин как-то так его спрятал, что ни за что не найти.
Геннадий Иванович с сожалением смерил взглядом огромную фигуру своего водителя. Тут же мысленно рядом поставил себя – маленького, толстенького, некрасивого. Подумал с болью о том, как несправедливо устроена жизнь. Паша при таких шикарных внешних данных – дурак дураком. А он вот – при таком умище – урод уродом.