— Болтун! — Орлов вздохнул и пошел к своему рабочему креслу. — У Стаса нахватался этих штучек. Вот ведь парочка — гусь да гагарочка. Слова им не скажи, обязательно все переиначат. — Продолжая ворчать, Орлов уселся за свой стол и сразу перестал быть старым другом.
Теперь он выглядел как матерый генерал МВД, старый прожженный опер. Ведь Петр не перестал быть таковым.
Дождавшись, когда Гуров смиренно подойдет и сядет у приставного столика, он почесал бровь и сказал:
— Значит, есть шанс, говоришь? Ладно, давай попробуем. Что ты планируешь предпринять?
— Пока точно по пунктам сформулировать не могу. Мне нужно поразмыслить пару дней, углубиться в биографию Ломакина, порыться в документации фонда «Ветеран», познакомиться с личными делами членов попечительского совета. Они, я надеюсь, не смоются за границу?
— Шутишь? Оба под подпиской о невыезде. В самом фонде сейчас работает аудиторская фирма. Так что твое появление там особых вопросов не вызовет. Я свяжу тебя с их старшим, чтобы он организовал тебе доступ к любым бумажкам и сведениям. Еще что?
— Да пока вроде ничего. Надо подумать.
— Ладно. Два дня тебе на раздумья, потом жду с конкретным планом работы. Учти, что мне все равно придется докладывать по этому делу. Ты отлично знаешь, что спросят с меня. И за Ломакина лично, и за денежки, ушедшие из-под самого носа.
— Ну, не только с тебя. ФСБ вон тоже проворонила такие суммы.
— Это ты про девочку, про их капитаншу? — оживился Орлов. — И как она? Здорово тебя провела? Стареешь, Гуров, сдаешь! Сопливые девочки тебя уже за нос водят. Ладно, теперь остается только привыкать к этому, а не кручиниться. Кстати, наши коллеги из ФСБ до бесконечности играть с членом попечительского совета Шиловым не могут. Они сейчас делают вид, что помогают ему искать те самые фирмы-однодневки, которые исчезли вместе с деньгами. Они и других заставляют изображать, что те тоже помогают. Но скоро придется прекращать это кино и заниматься самим Шиловым.
— А открыты эти фирмы были по паспортам, украденным когда-то у простых граждан?
— Как обычно. Накатанная схема. Но про девочку не забудь.
Гуров нахмурился и встал из-за стола. Замечание было резонным. Он меньше всего подозревал, что под личиной инфантильной журналистки с косичками кроется офицер ФСБ. Хотя его тогда беспокоила прежде всего ее возможная принадлежность к преступному сообществу, а не к правоохранительным органам. Так ошибаться гораздо приятнее.
Гуров прочитал протоколы допроса секретарши Светланы и подумал, что Ломакин умел подбирать себе персонал. Типичная блондинка, которая только и умеет попкой крутить и походкой привлекать. Наверное, она еще и кофе готовит. А ведь секретарша — это личный помощник, который все знает, помнит и…
Потом он причитал протоколы допроса заместителя главного бухгалтера. Все сходилось к одному узловому моменту. Огромные деньги со счетов фонда были перечислены в отсутствие первого лица, распорядителя финансами. Конечно, в банке на такой случай всегда имеется доверенность на право первой подписи его заместителя. Но такие суммы! Формальных нарушений вроде и не было. Но как главный бухгалтер, эта самая Остросельцева додумалась перегонять деньги без Ломакина?
Гуров старался двигать две линии одновременно: поиск сына Ломакина и его самого. Он понимал, что эти линии вполне могут когда-то сойтись в одну, хотя Орлов и не верил в теплые отцовские чувства Ломакина. А может, дело и не в них, не в этих чувствах?..
— Я сама слышала, — терзая мокрый от слез платок, говорила заместитель главного бухгалтера. — Сергей Сергеевич по телефону разрешил перечислить деньги в указанные фирмы. Собственно, перечень платежей был оговорен заранее, просто Сергей Сергеевич задерживался с возвращением из отпуска, а Рыбникову уже надо было лететь в Беларусь. Он и так на сутки задержался. Там у них какой-то юбилей намечался.
— Простите, давайте вернемся к телефонному звонку, — прервал Гуров женщину. — Что вы слышали лично? Как это было?
— Я не то чтобы лично слышала, просто рядом находилась, когда Валентина Геннадьевна подняла трубку. Она переговорила с Ломакиным, а потом пояснила, что он разрешил перегнать деньги и сам позвонит Рыбникову. На следующий день шеф якобы разрешил Владимиру Марковичу уехать.
— Значит, это Остросельцева вам пересказала их разговор с Ломакиным?
Женщина мгновенно испугалась, и ее глаза снова наполнились слезами. Наверное, ей страшно было подумать о том, что Остросельцева, трагически погибшая, могла оказаться причастной к такой страшной краже.
— Да, — выдавила она из себя лишь одно слово.
Все это подтвердила и секретарша Светлана. То же и со слов Остросельцевой. Только бухгалтерша, которая набирала платежку со счета, принесенного ей из приемной с визой Ломакина «оплатить», задумалась.
— Я только теперь стала сомневаться, — заявила она. — Счет уже был подписан. А потом вдруг Светлана принесла его из приемной. Я сунулась в папку, а того счета, который там был раньше, почему-то нет. Обычно у нас не принято по чужим папкам лазить, даже если там и нет ничего секретного. Я потом собиралась высказать свое неудовольствие, но не успела. Все это закрутилось.
— Светлана вам счет принесла до ухода Ломакина в отпуск? — осведомился Гуров.
— Нет, что вы! Как раз за день до отъезда Рыбникова. Я вечером напечатала, они с Остросельцевой расписались, печать поставили, и я наутро в банк отнесла.
Гурову пришлось снова разговаривать с секретаршей.
— Сергей Сергеевич мне позвонил и сказал, чтобы я открыла кабинет, взяла с его стола счет с визой и отнесла в бухгалтерию, — заявила Светлана. — Якобы он там один лежит, и перепутать не с чем. Я его сначала к Остросельцевой хотела занести, а она мельком глянула и сказала, что пусть платежку печатают.
Сыщику оставалось предположить, что именно Ломакин и подготовил второй счет с реквизитами совершенно другой фирмы. Никто не заподозрил подвоха, потому что реквизиты в любом случае были новыми, непривычными. Их подмена не бросилась в глаза.
Вечером, когда солнце уже вознамерилось садиться в лесные кроны, но пока никак не решалось это сделать, Гуров приехал в элитный поселок Усово-Рублевское, располагавшийся в одиннадцати километрах от МКАД по Рублево-Успенскому шоссе. Низкое солнце пускало по асфальту и высоким заборам длинные тени, любовалось разнообразием архитектуры домов и узором тротуарной плитки во дворах.
Гуров бродил между коттеджами, смотрел на окна и балконы, на дорогие иномарки, частенько проезжающие по улочкам поселка. Заходить в дом Ломакина смысла пока не было. Или совсем. Оперативники все обыски уже провели, экономка допрошена несколько раз.
Лев Иванович ознакомился с протоколами ее допроса. Увы, о сыне своего хозяина женщина ничего не знала. Да и в этом доме она работала не так давно. Собственно, с момента его покупки.
Гуров открыл свою записную книжку и сверился с хронологической таблицей, которую недавно стал для себя создавать. После того как Ломакин забрал сына Альберта из Пинска к себе в Москву, мальчик должен был еще четыре года учиться в какой-то школе. Потом, учитывая возможности отца, он вполне мог пять лет заниматься в вузе. После этого Альберт еще три года где-то должен был находиться.