– Нам нужно поговорить.
– С удовольствием, – отозвался он.
Этот знак доброй воли удовлетворил Каллисту. Джастину и Мэй тут же вернули эго и пистолеты. Она пригласила их заехать к ней домой, но сначала осторожно спросила:
– Меня что, теперь военные арестуют?
Джастин расплылся в сахарной улыбке:
– Это зависит от того, не опоздаю ли я завтра на самолет.
– Понятно.
Конечно, понятно. Каллиста была умной женщиной. Как только он получил назад свой эго, он активировал GPS и отправил сообщение местным властям: отыскать его по сигналу, если он не зарегистрируется на рейс завтра утром.
Каллиста жила в старом, очень бедном квартале – однако дом ее вовсе не походил на соседские лачуги. Жилище жрицы оказалось новым и весьма дорогим, с огромным участком. Периметр патрулировала охрана – хоть и без оружия. Возможно, они его просто прятали, но держали наготове. В приграничных областях оружием торговали на черном рынке, но охранники не могли себе позволить бравировать пистолетами – улицы контролировали джемманские армейские патрули.
Мэй молчала всю дорогу до дома Каллисты, и даже когда их провели в роскошную гостиную в испанском колониальном стиле, не проронила ни слова. Джастин тут же потянулся к графину с водой и стакану – те стояли на резном деревянном столике.
– Думаешь, эту воду можно пить? – подала голос Мэй.
– Все в порядке. Служба безопасности теперь знает, где мы находимся.
И он налил себе воды.
– Ты должен был активировать сигнал сразу. Когда мы только из самолета вышли.
– Да знаю, знаю. Но кто же мог подумать, что мы путешествуем назад во времени? К варварам каким-то. Пять лет мы уже здесь – и что? Безобразие.
– Люди нескоро перестраиваются. Им трудно привыкнуть к новой жизни. Я это вижу по нордлингам – а ведь прошло больше века, как они стали джемманами.
Дверь открылась, Мэй вскочила, готовясь отразить нападение. В дверях показалась девочка, почти уже девушка, на самом деле через год ее красота – она унаследовала от матери поразительно красивые черты – расцветет окончательно. Девушка несла поднос с бинтами и бутылкой темного стекла.
– Матушка передает вам это, – смущаясь, сказала она и поставила поднос на столик. – Она сейчас разберется с кое-какими делами и придет к вам.
Джастин покопался в памяти, припоминая имя девчушки:
– Персия?
Она покраснела от радости:
– Да.
А Мэй она спросила:
– Вам помочь?
Мэй обратила спокойный взгляд на поднос:
– Нет. Я справлюсь сама.
Персия коротко кивнула – мол, как угодно. И повернулась к двери.
– Спасибо, – сказал Джастин.
Он пока не разобрался, как общаться с этой женщиной-ребенком с очень серьезными глазами. Та снова кивнула и исчезла в дверном проеме.
Мэй взяла бутыль, отвинтила крышку, понюхала. Похоже, содержимое оказалось тем, чем нужно. Она принялась промывать и перевязывать порезы на руках с армейской сноровкой. Когда она добралась до ран, до которых уже не могла дотянуться, Мэй развернулась спиной и задрала топ. И посмотрела на Джастина через плечо:
– Поможешь?
Даже ему подобное занятие показалось совсем не возбуждающим – хотя Мэй ни о чем таком необычном его не попросила. Если учесть, что она только что спасла ему жизнь, то он был у нее в неоплатном долгу. Конечно, он управился с порезами и царапинами не так ловко, как она. Джастин весь трясся, когда промазывал антисептиком глубокие раны от колючей проволоки. А она даже не вздрогнула.
– Так ты расскажешь мне о Каллисте? – спросила Мэй.
– Она раньше работала с Золотой Стрелой.
Тут он примолк – забинтовывал царапину.
– Хотя сейчас она, похоже, сменила работодателя. Или, скорее, немного подправила образ богини. Амаранта – это божество, в облике которого слились черты Артемиды и Гекаты. Это то, что я знаю, но, может, что-то еще изменилось. Эти две богини очень схожи по функциям. Древние считали, что все женские божества сливаются в одно, ибо суть лики тройственной богини: девственницы, матери, старухи. Думаю, Артемида, покровительница девственниц, пришлась ей не слишком по душе.
Именно это, похоже, Рауль имел в виду, говоря, что Надя теперь поклоняется другой богине. Видимо, она оставила свою кельтскую покровительницу ради греческой и объединила усилия с Каллистой.
Вскоре Джастин закончил с оказанием первой помощи. Мэй снова натянула топ и рубашку, а потом развернулась к нему лицом.
– Как богиня может иметь несколько лиц? Как несколько богинь могут сливаться в одну?
– Это обычная для религий штука. Божества – они властвуют надо всем миром.
Он не знал, как объяснить понятнее, а Мэй явно не понимала. Джемманы, которые не изучали историю религий, имели поверхностные представления о богах, богинях и культах.
– Тебе, похоже, все это было в новинку, – усмехнулась Мэй.
– Ты бой на арене имеешь в виду? Да, вот это был сюрприз так сюрприз…
Кстати, о бое. Они оба делали вид, что ничего особенного не произошло. Боевое безумие Мэй оставалось огромной фигурой умолчания. Впрочем, это было скорее на руку Джастину, потому что он, по правде говоря, не знал, с какой стороны браться за дело.
Мэй покачала головой:
– Я все эти религиозные штуки имею в виду. Даже я понимаю, что у этой группы нет лицензии, и их культ ни под каким видом не может быть признан законным. Собственно, их организация и со светской точки зрения абсолютно нелегальна. Ты сообщишь о них руководству, не правда ли?
Джастин заерзал на месте.
– Ну… посмотрим.
Она удивленно распахнула глаза, но не успела ничего сказать – дверь снова открылась. Персия вернулась – на этот раз в компании двух вооруженных охранников.
– Матушка встретится с доктором Марчем. Только с ним.
Мэй в мновенно оказалась рядом.
– Нет. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я иду вместе с ним.
Персия нервничала, но тут слово взял невозмутимого вида охранник:
– Каллиста так приказала. Он пойдет один.
И он положил руку на рукоять пистолета, и Джастин по лицу Мэй понял, что та прикидывает, как быстрее разоружить громилу – или применить собственное оружие.
– Давай я схожу один, – сказал он Мэй. Сегодня он повидал достаточно пистолетов и совсем не желал перестрелки. – Все будет хорошо.
– Ты пойдешь на встречу с фанатиками из нелицензированной религиозной группы и к тому же вооруженными? – переспросила она. – Тебе не кажется, что это не очень-то разумно?