— Тилль!
Даэрден слегка замедлил шаг, но останавливаться не стал. Ллиана сделала шаг по направлению к нему и грубо схватила его за руку.
— Тилль, это ты! Да, это ты!
На этот раз даэрден повернулся к ней, отбросил с лица свои волосы назад и посмотрел на Ллиану суровым взглядом — так, как смотрят на врага. За тот время, которое он провел в Черных Землях, он, похоже, сильно изменился. Его лицо стало изможденным и осунувшимся, а кожа и волосы — омерзительно грязными, однако это был именно он, Тилль… Ллиана выставила ладонь перед лицом этого эльфа и впилась взглядом в его зеленые глаза.
— Хаел хлистан, эарм лэлокен…
Больше она ничего сказать не успела: ее грубо схватили за руку и оттащили назад. Стражники-карлики стали хриплыми голосами кричать что-то такое, чего она не понимала. Два карлика, которым поручили ее охранять, стали рьяно демонстрировать свое негодование. Один даже начал размахивать боевым молотом так, как будто намеревался ударить им даэрдена, а второй стражник, издавая громкие вопли, стал оттаскивать Ллиану подальше от пленников. Те стражники, которые конвоировали пленников, принялись пихать их задней оконечностью своих копий, обитой железом. Ллиана, рассвирепев, вырвала свою руку из рук карлика и с силой оттолкнула его. И тут вдруг раздался громкий крик:
— Что здесь происходит?!
Карлики тут же умолкли. Все они — и солдаты, и стражники — опустились на колени и склонили голову перед группой всадников на коренастых пони и облаченных в блестящие кольчуги. Некоторые из них держали в руках черные знамена, на которых был изображен золотой меч. Этот герб был очень хорошо знаком всем обитателям Гхазар-Рюна. Там он где только не встречался: и вырезанным на камнях, и вышитым на ливреях прислуги, и даже вычеканенным на оловянной посуде. Это изображение символизировало собой «Каледвх» — оружие бога Нуады, которое считалось священным талисманом карликов. Люди же называли его Экскалибуром. Черный цвет — цвет гор. Ллиана, однако, еще никогда не видела, чтобы такие знамена держали в руках всадники. Тот, кто ехал первым, смерил ее взглядом. Нижняя часть его лица была скрыта густой бородой, а под его плащом, изготовленным из медвежьей шкуры, виднелись дорогостоящие латы. Это, по всей видимости, был не кто иной, как сам король. Троин, наконец-то… Ллиана сделала шаг к королю карликов, преклонила колено и с уважительным видом склонила голову.
— Ваше Величество, я вас приветствую. Я — Ллиана, дочь Арианвен, королевы эльфов Элианда.
Выждав несколько мгновений и не услышав ничего в ответ, Ллиана подняла глаза и увидела, что Троин уже поехал дальше, пришпоривая своего пони. Он, получается, не удостоил ее даже и одного слова. У Ллианы тут же возникло желание резко подняться, догнать Троина, схватить узду его пони и заставить короля карликов ее выслушать, однако ее наверняка свалил бы с ног ударом своего боевого молота один из карликов еще до того, как она успела бы добежать до короля. Поэтому она так и осталась стоять на колене с потупленным взглядом, как и окружающие ее карлики, пока королевский кортеж не проследовал мимо. Когда же она наконец подняла взгляд, то увидела перед собой неподвижного всадника, смотревшего на нее с усмешкой.
— Принцесса Ллиана, король желает с вами поговорить.
Свеча погасла. Из расположенного ниже зала в комнату через щели в полу проникал тусклый свет, а также доносился приглушенный шум разговоров, перемешиваемый иногда с криками и взрывами смеха. Однако все это не могло разбудить торговца, и он продолжал храпеть. Как же его зовут-то? Впрочем, это не имеет значения… Этайна убрала его руку со своего обнаженного бедра, переместилась в ноги кровати и затаила дыхание. Торговец — белокожий толстый мужчина — дрых, утомленный вином, обжорством и быстротечной, но бурной телесной близостью. Этайна, прежде чем подняться с постели, схватила угол простыни и протерла им у себя между ног, чтобы удалить остатки выделений того, с кем она только что переспала. Затем она бесшумно оделась. Ее одежда была одеждой шлюхи — с большими разрезами на бедрах, с глубоким вырезом на груди. Она смогла спрятать в этой тесной одежде лишь очень маленький нож, лезвие которого было не длиннее пальца, но зато не уступило бы по своей остроте и бритве. Такого ножа ей вполне хватит.
В течение всего вечера Эрнодан (она вдруг вспомнила, как его зовут: Эрнодан Гон) то и дело демонстрировал ей свой кошелек и, как будто этого было недостаточно, рассказывал ей о своих сундуках, которые были аж до самого верха забиты деньгами благодаря выгоднейшим сделкам, заключенным им в Ха-Баге. Ключ от этих сундуков висел у него на шее, и он обращался с ним так, как будто это был какой-то священный медальон. «Война может принести большую прибыль, если только не бояться замарать свои руки!» — восклицал он. Придурок… Она, Этайна, не побоится замарать свои руки. Если бы он держал язык за зубами, она удовлетворилась бы лишь содержанием его кошелька, и нескольких лежащих в нем медных или серебряных монет вполне хватило бы для того, чтобы она согласилась раздвинуть перед этим торговцем свои бедра. В Ха-Баге зарабатывают на жизнь и таким способом тоже. Однако сегодня вечером ей, похоже, улыбнулась удача. В сундуках этого торговца, возможно, лежит столько денег, что их ей вполне хватит для того, чтобы вырваться из этой дыры. Уйти отсюда, как это сделал Гаэль несколькими днями раньше… Кошелек уже находился в ее руках. Что касается сундуков, то они остались на конюшне, и их стерегли два наемных охранника. Если Аймери успешно справился с доверенным ему заданием, то эти двое уже мертвы. Никто не стал бы ни в чем подозревать подростка, а особенно если он принес кувшинчик с вином от имени хозяина заведения…
Этайна медленно подошла к спящему, взяла поудобнее свой нож, сделала глубокий вдох, рассчитанным движением зажала ему рот ладонью и, удерживая ладонью его голову, перерезала ножом его горло так, чтобы рана была глубокой и чтобы он умер как можно быстрее. Эрнодан несколько раз дернулся, издал какие-то булькающие звуки и затих. Вытекающая из раны в горле кровь залила простыни. Этайна отпрянула назад и прислушалась. Никакого подозрительного шума. Все тот же приглушенный гул, доносящийся из расположенной этажом ниже таверны. Она, конечно, могла бы пройти к выходу прямо через зал — как шлюха, уже обслужившая своего клиента, — однако она прожила в аллиане гномов достаточно долго, поэтому знала, что на такого рода постоялых дворах всегда немало глаз, которые зыркают по сторонам, и всегда найдутся языки, которые выболтают то, что эти глаза увидели. Этайна неторопливо натянула на ноги сапоги, застегнула пояс на талии и поправила платье так, чтобы оно не стесняло движений. Единственное в этой комнате окно шириной не больше одного локтя выходило во двор. Роскошь, которую смог себе позволить — теперь уже мертвый — торговец. В номерах, где окна смотрели на улицу, было невозможно заснуть, поскольку с улицы постоянно доносился громкий шум. Этайна открыла окно, осмотрела через него двор и вылезла наружу. Ее ноги в изящных сапожках из тонкой кожи нашли для себя опору в виде выступа глинобитной стены. Затем, ухватившись за край карниза, она повисла на руках и, сделав глубокий вдох, спрыгнула вниз. Рыхлый грунт смягчил падение, а слуги, спящие во дворе между кухней и конюшней, уж слишком сильно устали для того, чтобы проснуться от негромкого шума, вызванного ее падением. Две масляных лампы, висевшие возле общей двери, бросали мерцающий свет. За пределами зоны, отвоеванной лампами у темноты, все было погружено в кромешную тьму. Сжимая в кулаке ключ Эрнодана, Этайна сняла одну из ламп с крюка, открыла дверь конюшни и проскользнула внутрь. Привычный запах лошадей. Она различила в полумраке массивные силуэты привязанных коней, а затем, сделав несколько шагов, — еще и неподвижные силуэты двух мужчин, лежащих возле стены. Аймери, похоже, неплохо выполнил свою работу… Почувствовав облегчение, Этайна высоко подняла лампу, чтобы разглядеть, где же стоят лошади торговца, но в этот миг раздался грубый голос, заставивший ее вздрогнуть.