Однако это не увязывалось бы с общей стратегией ведения войны, и поэтому в этот решающий момент Гаэль, наоборот, дал своим сородичам приказ отступить, чтобы тем самым заставить азандюмов поверить в то, что они, орки, победили, позволить им заново собрать свои силы и начать протягивать через болота новые веревки, а самим довольствоваться пока что лишь тем, что выпустить по ним с большого расстояния несколько стрел.
Второе столкновение, произошедшее на следующий день, закончилось точно таким же отступлением эльфов как раз в тот момент, когда победа, казалось, снова была близка. На каждого эльфа, убитого монстрами, приходилось десять или даже двадцать орков, сраженных эльфийскими стрелами или погибших в бездонных топях, однако такое соотношение не могло ни остановить монстров, ни утешить эльфов.
Как и предвидел Рассул, происходившие раньше мелкие стычки теперь сменились все более и более ожесточенными столкновениями, которые вызывали ликование у монстров, поскольку, как им казалось, неизменно заканчивались их победой. Территория, оставленная под их натиском эльфами, была уже такой большой, что они теперь могли оборудовать на ней укрепленный лагерь. Это еще не было настоящим вторжением, однако никто еще не видел, чтобы орки, одержав победу, ретировались. Или вдруг отказались от наступления, не испытывая при этом серьезного сопротивления. Вскоре они войдут узким клином довольно далеко вглубь территории «серых эльфов», и тогда подготовленная для них ловушка захлопнется…
Но вот чего Рассул не сумел предвидеть (или же попросту проигнорировал), так это уныния эльфов, которых заставляли отступать, жуткой усталости, сковывающей тело после смертельной схватки, и скрытого негодования, которое мало-помалу вызывало все большее отчуждение по отношению к самому Гаэлю. В течение трех дней и трех ночей они нападали, по-настоящему не вступая в схватку, и затем отступали, даже не выпустив все свои стрелы. Два раза натиск монстров был таким яростным, что дело доходило до рукопашной схватки, в которой гибло уже больше эльфов. И оба раза он, Гаэль, заставил их с позором отступить, бросив тела своих убитых товарищей.
Гаэль видел, какие они бросают на него взгляды, слышал, как они перешептываются. Он пытался с ними поговорить, пытался объяснить им стратегию Рассула, но они его не понимали. Чем бы ни занимались «серые эльфы» — охотой, войной или любовью, — они всегда жили сегодняшним днем, абсолютно не думая о том, что может произойти в будущем. Вся их жизнь — как и жизнь диких животных — основывалась на этом принципе. О будущем думает тот, кто намеревается соорудить себе более или менее прочное жилище, создать семью или сделать большие запасы пищи, однако ничем этим на Гврагедд-Аннхве никто никогда не занимался — по крайней мере, до того, как сюда вернулся Гаэль… Тем не менее, ему, Гаэлю, нужно было заманить врага в ловушку — заманить любой ценой. У него мелькнула мысль, что нет ничего удивительного в том, что Рассулу, как он ни пытался, не удалось объединить кланы «серых эльфов»… Бывший вор и грабитель, однако, понимал, что если он, Гаэль, и дальше будет действовать точно так, как он действует сейчас, его нынешние соратники начнут разбредаться обратно по своим болотам. Или же, того хуже, они могут попытаться его убить, чтобы тем самым вернуть себе свою утраченную честь. Какими бы ни были распоряжения Рассула, сейчас нужно было срочно одержать победу. Нужно было перестать все время отступать. Нужно было убить очень много врагов и захватить солидную добычу.
Гаэль осмотрел островок сухой земли, на котором нашел себе убежище его отряд лучников и который был почти полностью скрыт от посторонних взглядов высокими и густыми камышами. Вокруг этих камышей тянулась широкая полоса влажного песка. Гаэль прошелся среди своих рассредоточившихся воинов, сливающихся в своих серых муаровых плащах с густым туманом. Он вглядывался в них, пока не увидел знакомое лицо.
— Исиндьяло!
Эльф, которого он позвал, медленно поднялся и подошел к нему с нарочитой небрежностью в движениях.
— Ты хорошо знаешь эти места? — спросил Гаэль, отводя его в сторонку.
— Да, конечно.
— Тогда возьми десять лучников, подойди поближе к монстрам и сделай так, чтобы они за вами погнались.
— Опять спасаться бегством…
— Да. Вот до этого островка. Я хочу, чтобы ты заставил их преследовать вас аж до вон той полосы песка. Мы будем сидеть в камышах. Как только услышите крик луня, сразу же падайте все на землю. Мы выпустим по ним целую тучу стрел, а затем выскочим из камышей и нападем на них. Ты со своими людьми не позволишь им побежать вперед… На этот раз, брат мой, мы не оставим в живых никого.
Исиндьяло улыбнулся, и это придало его длинному худому лицу коварное выражение. Они кивнули друг другу, и Исиндьяло отправился выполнять порученное ему задание. Вскоре он собрал нужных ему десять лучников, и они, производя не больше шума, чем пролетающая через заросли ивы стайка воробьев, исчезли в тумане. Гаэль же быстренько изложил план предстоящего сражения остальным эльфам и отдал необходимые распоряжения. Как он и ожидал, перспектива поучаствовать в сражении, в котором на этот раз не будет никакой другой цели, кроме как победить, взбодрила эльфов и распалила их боевой пыл. Их было чуть больше пятидесяти. Они, растянувшись длинной вереницей, засели в камышах, подготовили луки и стрелы к стрельбе и замерли в ожидании. Даже опытный взгляд следопыта — и тот, наверное, не смог бы их в этих камышах заметить. Они молча ждали, не шевелясь и не обращая ни малейшего внимания ни на сырость, ни на холод. Вскоре издалека до них донесся шум боя. В общем гомоне иногда можно было различить предсмертные вопли орков, пораженных эльфийскими стрелами. Затем послышались гортанные голоса командиров орков, отдававшие какие-то распоряжения. Исиндьяло, похоже, хорошо выполнил порученное ему задание: орки бросились в погоню за отступающими эльфами…
Притаившись в камышах рядом со своими сородичами и изо всех сил напрягая слух, Гаэль сжимал свой лук и тыльный кончик древка приготовленной к стрельбе стрелы. По цепочке спрятавшихся в камышах эльфов пробежала легкая дрожь, и буквально мгновение спустя он различил через камыши силуэты Исиндьяло и его лучников, стремительно пробежавших мимо. Гаэль успел зрительно оценить скорость бега своих сородичей. Они бежали по полосе песка достаточно быстро для того, чтобы их не догнали орки, но недостаточно быстро для того, чтобы орки сильно отстали и отказались от погони. Еще несколько мгновений — и Гаэль, как и все его товарищи, услышали звуки гонящегося за эльфами отряда орков: громкие крики, позвякивание металлических доспехов и оружия и шлепанье ног по влажному песку. Гаэль подождал, пока мимо него пробежало полдюжины орков, а затем, издав крик луня («уииик-уииик!»), резко поднялся и — с диким воплем — выпустил первую стрелу. В следующие несколько мгновений к крикам орков примешались щелканья тетивы и свист летящих стрел, а затем эльфы выскочили из камышей и набросились на орков — так, как волна накатывается на волнорез.
Однако орков оказалось намного больше, чем предполагал Гаэль. Выпущенные стрелы убили или сильно ранили около двадцати из них, но еще по меньшей мере столько же стояло на ногах: стрелы либо пролетели мимо них, либо ранили их совсем легко. Бывший вор и грабитель из Ха-Бага первым выскочил из камышей, первым подбежал к монстрам и первым напал на них, нанеся удар своим длинным кинжалом в какую-то, как ему показалось, бесформенную, темную и блестящую массу, похожую на гигантское насекомое. Его клинок пронзил плоть, глубоко уходя в нее. Все это произошло так быстро, что Гаэль даже не успел рассмотреть свою жертву. В следующий миг эльф почувствовал, что его схватили за руку. Повернув голову, он увидел, что в его руку вцепился вопящий орк с бешеным взглядом. Этот взгляд был последним, что увидел Гаэль, прежде чем его ударили в висок дубиной. Удар был не очень сильным: он рассек кожу, но не проломил череп, — однако эльф рухнул на колени, его сознание затуманилось, а руки и ноги отказались слушаться. Он не чувствовал сильной боли. Более того, теплая кровь, текущая у него по щеке, даже вызывала у него приятное ощущение. Происходящую вокруг него ожесточенную схватку он воспринимал теперь лишь как совокупность приглушенного шума и мечущихся расплывчатых контуров. А затем к нему вдруг все вернулось: и способность отчетливо слышать, и способность хорошо видеть. Гаэль подполз на четвереньках к лежащему на песке безжизненному телу орка, истыканному стрелами, вырвал из его сжатых пальцев что-то вроде копья, на обоих концах которого имелось по тяжелому металлическому шару, и откатился с ним по песку в сторону от места сражения. Поднявшись на ноги, он заметил на земле что-то такое, что он поначалу принял за большой камень. Затем он понял, что это голова эльфа, отсеченная от туловища одним сильным ударом. Рот и глаза его товарища были раскрыты. Вид этой головы привел Гаэля в такую ярость, что он забыл о всякой осторожности. Бешено размахивая копьем над головой, он бросился в самую гущу битвы и с силой врезал металлическим шаром своего копья по голове первого попавшегося ему орка, забрызгав себя при этом хлынувшей из его размозженной головы кровью.