— Он жив? — спросил грубым голосом король Кер.
Придерживая потерявшего сознание принца, Горлуа попытался преклонить одно колено, как того требовали существующие правила. Какой-то воин, подскочив к нему, принял из его рук принца, тем самым избавляя Горлуа, который и сам едва стоял на ногах, от тяжелой ноши. Горлуа увидел, что этот воин поднял Пеллегуна, словно ребенка. Он узнал в нем Аббона — того огромного телохранителя, которого принц послал за подкреплением.
— Ну так что? — снова спросил Кер. — Мой сын жив?
— Да, Ваше Величество, — ответил рыцарь, преклоняя колено и морщась при этом от боли.
Схватка с орками и волками оставила на его теле больше ран, чем он предполагал. Часть крови, забрызгавшей его доспехи, была его кровью.
— У принца сломано запястье, есть ожоги на лице и множество небольших ран на теле, но он жив.
Кер облегченно вздохнул, слез с коня и подошел к Пеллегуну. Его тут же окружили телохранители, вооруженные мечами.
— А что произошло?
— Мы… мы попали в засаду, Ваше Величество. Монстры захватили Бассекомб и его окрестности.
— Я знаю. Аббон мне уже обо всем этом рассказал… Но почему принц не дал приказ к отступлению?
— Ваше Величество, в Бассекомбе не было ни одной живой души. Вообще никого… Мы лишь позднее нашли барона Вефрельда и трупы жителей города… Все жители погибли. Мы попытались выбраться из города, но…
Горлуа, рассказывая, посматривал искоса на воина-гиганта, который уносил Пеллегуна к крытой повозке. Принц будет жить. А то, что произошло с ним там, в крепости, навсегда останется тайной, известной лишь самому принцу и ему, Горлуа.
— Нам удалось прорваться сквозь их боевые порядки, но некоторые из них бросились нас преследовать, — продолжил Горлуа свой рассказ. — Те, кого вы обратили в бегство, были последними из этих преследователей. Основная часть их войска осталась рядом с городком. Вместе со своими осадными орудиями.
— Орки?
— Нет, Ваше Величество… Гоблины. По меньшей мере две тысячи… Оба наших отряда по двадцать рыцарей пали в бою. Это просто какое-то чудо, что нам двоим удалось спастись.
Кер окинул долгим оценивающим взглядом свое войско, а затем снова посмотрел на рыцаря, преклонившего перед ним колено. Рыцарь этот, насколько он видел, представлял собой юношу возрастом не более двадцати лет, который сам уже едва не терял сознание. Его разодранная кожаная кольчуга, его окровавленный камзол и его лицо, покрытое синяками, красноречиво свидетельствовали о том, что ему довелось пережить.
— Как тебя зовут?
— Горлуа Тинтагель, Ваше Величество. Я родом из Тинтагеля и являюсь вассалом герцога Эрбина.
— Ты уже больше не его вассал. Я забираю тебя к себе. Эрбин может гордиться тем, что ты сегодня сделал. Из Тинтагеля, говоришь?.. Помню, помню. Городок и укрепления на скалах, на берегу моря. Твой отец когда-то служил мне…
— Он уже умер, Ваше Величество.
— Ну, тогда уже вы будете владеть этим поместьем барона, Горлуа. Барон Горлуа.
Юному рыцарю потребовалось несколько мгновений для того, чтобы уяснить смысл произнесенных королем слов, и, когда он наконец его понял, на его лице появилось такое изумленное выражение, что это невольно вызвало улыбку у Кера и его рыцарей.
— До встречи, барон! — сказал король, оборачиваясь, чтобы уйти.
Когда король ушел, два рыцаря из числа его телохранителей подошли к Горлуа, чтобы помочь ему подняться. Когда они повели его — медленно и осторожно — к повозке врачей, он попытался прислушаться к приказам, отдаваемым воинам. Войско короля сделало полуоборот и направилось в сторону Лота. Никто — ни в Бассекомбе, ни в каком-либо другом месте — уже не смог бы рассказать о том, что в этом городе на самом деле произошло.
В конце битвы, когда уже уносили с поля тела множество погибших героев, богатырь Огме нашел меч одного из королей фоморов, с уважительным видом поднял клинок с земли и вытер его. И тут этот меч обратился к Огме. Он сказал, что его имя — «Орна», и поведал обо всем том, что он сделал. В ту эпоху для многих мечей было обычным делом рассказывать о своих подвигах в обмен на чистку, в которой они нуждались после того, как их вынимали из ножен и пускали в дело. Колдовские чары и демоны, заключенные в клинки, разговаривали только с теми, кто проявлял по отношению к этим клинкам уважение и понимал их высокую ценность.
Именно таким был меч Нуады Серебрянорукого — меч, который карлики называли Каледвхом, а люди — Экскалибуром, и который принес очень много радостей и очень много несчастий.
Такой была и арфа Дагды, которую украли выжившие в битве фоморы. Дагда вместе с Лугом и Огме бросился в погоню за ворами и нашел свою арфу: она была привязана к стене в доме Бреса. После того, как она была украдена, на ней не была сыграна ни одна мелодия, поскольку только Дагда знал два ее имени и те слова, которые ее оживляли. В то время как фоморы обнажили мечи и ринулись в бой, Дагда сказал следующее:
«Пусть появится Даурблада,
Пусть появится Коир Кетар Куир,
Пусть придет лето, а затем зима,
Пусть зазвучат арфа и волынка».
Когда прозвучали такие слова, этот музыкальный инструмент высвободился и убил всех, кто его окружал, кроме богов, которые с тех пор стали единственными, кто может понять плач Даурблады, не теряя при этом душу или рассудок.
Запах земли, запах опавших листьев.
Ллиана открыла глаза. Все вокруг нее было темным, влажным и холодным. В нескольких шагах справа от себя она увидела зияющий вход в пещеру, стены которой были покрыты плющом. На земле были заметны следы многочисленного отряда. Это, наверное, была одна из подземных галерей, используемых монстрами для того, чтобы незаметно подобраться к опушке большого леса и затаиться в этой ужасной ложбине.
Ллиана очень медленно повернула голову в другую сторону и увидела среди зарослей группу орков: они, расположившись к ней спиной и поглядывая в сторону битвы, что-то суетливо делали. Гоблина нигде не было видно. Возможно, он стоял позади нее и в данный момент наблюдал за ней, однако органы чувств юной эльфийки не смогли определить, находится ли гоблин где-то неподалеку. Затхлый запах перегноя забивал смрад, исходивший от монстров, шум битвы заглушал все остальные звуки, а поле зрения Ллианы ограничивалось несколькими арпанами влажной земли. Больше она ничего не видела. На ее щеке засохла кровь, во рту ощущался вкус крови, однако она не чувствовала ни боли, ни страха. Ее лишь удивляло то, почему она до сих пор жива, и ей казалось, что ей это все снится. Тот монстр по какой-то неизвестной ей причине решил ее не убивать. Все остальное сейчас не имело для нее значения.