– Привет, Пола! – сказал Дрейфус.
– Бросай оружие! – повторила Сааведра. – Скорее, не то пристрелю!
Дрейфус снял бозер с плеча и опустил на землю. Спарвер с явной неохотой последовал его примеру.
– Отойдите от оружия! – скомандовала Сааведра.
Она прошла по балкону к лестнице, держа префектов под прицелом. На ней были форменные брюки и черная безрукавка «Доспехов», китель отсутствовал. В таком наряде она казалась еще тоньше, чем при встрече с Дрейфусом в столовой. Не сотрудник «Головни», а фарфоровая статуэтка. Тем не менее бозер она держала без малейших усилий, а перекатывающиеся мышцы напоминали стальные тросы.
– Я не собираюсь убивать тебя, – объявил Дрейфус, когда ботинки Сааведры застучали по ступенькам. – Но за убийство Чена придется ответить, как и за участие в уничтожении «пузыря» Раскин-Сарторий. Охотно верю: ты и твои товарищи руководствовались своим пониманием служебного долга и считали, что поступаете правильно, укрывая Часовщика. Трибунал учтет все аспекты. Не стоит бояться правосудия.
– Ты все сказал? – Пола спустилась на пол и зашагала к префектам.
– Все, что хотел. Позволь вывезти отсюда Часовщика, и я очень постараюсь тебе помочь.
Сааведра пинками отшвырнула бозеры.
– Откуда такой интерес к Часовщику, а, Дрейфус?
– Увижу его, тогда скажу.
– Ты упомянул Раскин-Сарторий. Знаешь, почему Часовщика пришлось перепрятать?
– Наверное, кто-то начал вынюхивать.
– И кто же этот «кто-то»? Кому вдруг понадобился Часовщик, исчезнувший нашими стараниями столько лет назад?
– Гаффни служит Авроре. Это она решила разыскать и уничтожить Часовщика, потому что считает его опасным.
– А ты его опасным не считаешь?
– Аврора его боится, и в моих глазах это существенный плюс.
– Дрейфус, знаешь, в чем проблема? Ты не можешь доказать, что не врешь.
– А если попробую? Захоти я уничтожить Часовщика, сбросил бы ракету на эту базу тринадцать часов назад. Вместо этого, мы с напарником пришли сюда пешком, чтобы договориться.
– Чистая правда, – подтвердил Спарвер. – Пустите нас к Часовщику. Вы так долго его прятали, потому что считали: в один прекрасный день он понадобится. Представьте себе – этот день настал.
– Если честно, об Авроре мне известно не много, – сказала Сааведра. – Про кризис, конечно, слышала, и про эвакуацию тоже. Но кто за всем этим стоит? Не просветите ли?
– Если просветим, опустишь оружие? – поинтересовался Дрейфус.
– Там будет видно.
Дрейфус глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями и успокоиться.
– Нам удалось выяснить, что такое Аврора. Это вышедший из-под контроля альфа-симулякр, один из Восьмидесяти. В отличие от других, она не застыла и не впала в патологический цикл. Аврора имитировала собственную гибель, а потом втайне совершенствовалась, набирала мощность и быстродействие.
Сааведра презрительно скривилась:
– Так где же ее носило пятьдесят лет – или сколько она отсутствовала?
– Пятьдесят пять. Мы не знаем, где она была все это время, знаем лишь, что кропотливо строила планы. Захват нескольких анклавов – только начало. Аврора решила полностью подчинить себе Блистающий Пояс. Людям в нем жить не позволят. Пояс станет большим придатком бессмертного интеллекта.
– Откуда такой мегаломаниакальный порыв, если Аврора столько лет жила себе припеваючи у нас под носом?
– Она боится, что мы испортим Блистающий Пояс. Испортим настолько, что он станет опасным даже для развитого интеллекта альфа-уровня.
– Испортим? – Сааведра опять скривилась.
– Главное, Аврора убеждена, что нам нельзя доверить безопасность инфраструктуры, необходимой для ее существования, поэтому нас пора вывести из игры. Это не переворот: при ее режиме живых не останется, если не считать рабов, необходимых для ремонта машин. Пола, это массовый геноцид.
– Почему же она боится Часовщика?
– Потому что во всей системе лишь его интеллект сопоставим с ее собственным. Возможно, Часовщик даже умнее Авроры. Следовательно, он угрожает ее полновластию. Следовательно, Аврора должна его устранить.
– Это она и пыталась сделать, когда уничтожила Раскин-Сарторий, – вставил Спарвер. – Устроил все Гаффни, но он с самого начала подчинялся Авроре. Только Аврора опоздала. Вы почувствовали ее интерес и перепрятали Часовщика сюда.
– Жаль девятьсот шестьдесят человек, погибших из-за дезинформации, – проговорил Дрейфус.
– Те люди, жители Раскин-Сартория, не должны были погибнуть, – сказала Сааведра.
– Так ты жалеешь об их гибели? – спросил Дрейфус.
– Конечно! – зло ответила Сааведра. – По-твоему, невинные жертвы нам на руку? Мы надеялись, что проявивший интерес к Часовщику отступится. Перемещение было мерой предосторожности. Мы не предвидели таких последствий.
– В это я готов поверить, – заявил Дрейфус.
– Верь, во что хочешь.
– Я также допускаю, что часть вины лежит на Энтони Теобальде. Он наверняка знал, что рискует жизнью близких, хотя до конца не понимал, кого приютил в своем анклаве.
– Ему и не следовало знать. Никому из них не следовало. До самого конца.
– Один почти догадался. Точнее, одна.
– О ком ты? – спросила Сааведра, впившись в Дрейфуса взглядом.
– О Дельфин Раскин-Сарторий, дочери патриарха, художнице. Неужели ты не в курсе?
– Не в курсе чего?
– Дельфин поддерживала связь с Часовщиком. Правда, одностороннюю. Но связь есть связь.
Сааведра еще пристальнее посмотрела на Дрейфуса и категорично покачала головой.
– Нет, это невозможно. Дельфин не имела возможности контактировать с ним. Ни она, ни другие члены семьи, включая Энтони Теобальда. Часовщика держали в бронированной камере и выпускали, только когда нам хотелось с ним пообщаться. Он не то что из камеры выбраться, даже сигнал за ее предел подать не мог.
– А с Дельфин связь наладил.
– Не может быть!
– Нравится тебе или нет, но это случилось. Думаю, камера оказалась не такой инфонепроницаемой, как считали вы. Либо Часовщик отправил сигнал, когда вы с ним разговаривали, или чем вы там занимались во время посещений.
– Сигналу нужен приемник, – буркнула Сааведра.
– У Дельфин был приемник. В голове. Будучи добропорядочной представительницей демархистского общества, она напичкала себя имплантатами. Благодаря им Дельфин управляла инструментами, помогавшими ей работать. Часовщик сумел подчинить себе один или несколько имплантатов. Через них он насаждал в сознание Дельфин образы и влиял на ее творчество.