– Что касается моих знакомых, то нет.
– А о гостях Энтони Теобальда что скажете?
– Ничего особенного, префект, – ответила Дельфин, но в голосе проскользнула неуверенность.
Дрейфус кивнул: путь думает, что ответ его устроил. Он чувствовал, что разгадка близка, но многолетний опыт подсказывал: сейчас напирать бесполезно. С одной стороны – дочерний долг перед Энтони Теобальдом, с другой – желание добиться справедливости, – не сумев сделать выбор, Дельфин замкнется в себе.
Ее доверие придется заслужить.
– По большому счету, – снова заговорила Дельфин, – ни семейные дела, ни политика Блистающего Пояса не были мне интересны. У меня были… есть… мои скульптуры. Этого хватало.
– Давайте поговорим о скульптурах. Вашему успеху завидовали?
– Настолько, чтобы убить девятьсот шестьдесят человек? – мрачно спросила Дельфин.
– Преступления не всегда пропорциональны мотивам.
– Никто на ум не приходит. Была бы я примой йеллоустонского общества, мы не связались бы с мелким торгашом вроде Дравидяна.
Дрейфус постарался сохранить непроницаемое выражение лица.
– Тем не менее кому-то понадобилось вас всех убить. Когда выясню причину, буду спать спокойнее.
– Я бы хотела помочь.
– Вам это вполне по силам. Скажите, когда поступило сообщение от других ультра?
– Когда Дравидян был у нас в гостях.
– Нельзя ли поточнее?
Бета Дельфин на миг закрыла глаза.
– Сообщение пришло в четырнадцать часов двадцать три минуты пятьдесят одну секунду по йеллоустонскому стандартному времени.
– Спасибо. Прекратить кон…
– Мы уже закончили? – перебила Дельфин.
– Пока да. Если появятся вопросы, я сразу же вас вызову.
– А сейчас отправите обратно в хранилище?
– Да, собираюсь.
– Разве вы не хотели поговорить о скульптурах?
– Мы уже поговорили.
– Нет, мы говорили о том, не является ли мое искусство причиной преступления. О самом искусстве мы не говорили.
– Давайте поговорим, если вам это важно. – Дрейфус равнодушно пожал плечами.
– А вам не важно?
– По-моему, искусство в этом деле особой роли не играет. В том, что зависть – мотивационный фактор, вы усомнились. – Дрейфус задумался. – Тем не менее ваш авторитет неуклонно рос, да?
– Вас послушать, так история моей жизни уже написана до самой последней главы, – недовольно отметила Дельфин.
– Ну, с моей точки зрения… – начал Дрейфус, но тут вспомнил, что Вернон говорил ему об отношении Дельфин к бета-копиям.
– Что?
– Отныне все будет иначе, согласны?
– Иначе, но не факт, что хуже. Вы по-прежнему не верите бета-симулякрам?
– Я очень стараюсь поверить, – ответил Дрейфус.
– В прошлый раз я задала вам вопрос.
– Напомните.
– Я спрашивала, теряли ли вы дорогих людей.
– Я ответил.
– Очень уклончиво. – Дельфин испытующе смотрела на него. – Вы ведь потеряли кого-то? Не коллегу или приятеля, а близкого человека.
– Мы все теряем близких.
– Кого потеряли вы, префект Дрейфус? Кто этот человек?
– Объясните, почему вы посвятили серию работ Ласкалю. Почему заинтересовались совершенно незнакомым персонажем?
– Для скульптора это глубоко личный вопрос.
– Все думаю, не нажили ли вы врагов, избрав эту тему?
– А я все думаю, почему вам так трудно признать, что я создание разумное? Тот погибший… Случилось нечто, настроившее вас против бет? – Глаза Дельфин вспыхнули бирюзовым: попробуй, мол, отведи взгляд. – Кого вы потеряли, префект? Кви про кво, ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш.
– Дельфин, я же на службе. Эмпатия к софту в служебные обязанности не входит.
– Жаль, что вы так считаете.
– Нет, – возразил Дрейфус, и что-то внутри его оборвалось, – вам не жаль. Для жалости нужен мозг, способный на эмоции. Вы говорите лишь то, что в подобной ситуации сказала бы живая Дельфин. Но это всего лишь слова.
– На самом деле вы не верите, что я жива по-настоящему?
– Не верю.
Дельфин холодно кивнула:
– В таком случае ради чего вы со мной спорите?
Подходящий ответ в голову не приходил. Пауза затягивалась. Дельфин смотрела на Дрейфуса с неприязнью и досадой. Дрейфус прервал каналирование и стал смотреть на пустое место, где только что была она. «Не „она“, – одернул себя Том. – „Оно“».
* * *
– Эй! – крикнула Талия в гулкий сырой мрак. – Это младший префект Талия Нг. Здесь есть кто-нибудь?
Ответа не последовало. Талия остановилась, опустила тяжелый цилиндр, который несла в левой руке, правой рукой коснулась хлыста-ищейки и упрекнула себя за излишнее волнение. Она надела защитные очки и включила амплификацию. Мрак немного рассеялся, в стене проступил дверной проем. Талия снова сдвинула настройки очков, но энтоптический фильтр ничего не изменил. Даже если бы на месте Талии стоял местный житель, напичканный имплантатами, корректирующими восприятие, он увидел бы только голые стены.
– Продвигаюсь вглубь анклава, – сообщила Талия на катер. – Пока радушие местных весьма ненавязчиво.
Она подняла цилиндр с оборудованием и, на сей раз решив поосторожничать, выпустила хлыст-ищейку.
– Перемещайся впереди меня в первой защитной позиции, – скомандовала Талия, прежде чем его выпустить.
Ярко загорелся красный огонек, хлыст коротко кивнул рукоятью, мол, команда выполняется. Потом отвернул рукоять от Талии и устремился вперед, словно кобра, скользя хвостом по полу.
За дверью начинался темный тоннель с растрескавшимся полом. Впереди тоннель изгибался. Хлыст скользнул в его глубь, красный свет глаза-сканера отражался от влажной поверхности. Талия шла следом – по небольшой дуге к тускло освещенной площади. Кривизна поверхности анклава проявлялась в плавном подъеме пола – впереди он вздымался к аналогично изгибающемуся потолку и сливался с ним. Солнечные лучи, единственный источник света, пробивались сквозь стрельчатые оконца с обеих сторон тоннеля. Стекла побурели от пыли и плесени. Помимо окон над Талией высились многоуровневые ярусы заброшенных магазинов и ресторанов. Соединялись стены мостами и наклонными переходами, местами просевшими, местами обрушившимися. Кое-где стеклянные фасады разбились вдребезги, покрылись плесенью и растениями-паразитами. В некоторых магазинах остался нераспроданный товар, погребенный под слоями паутины.
Талии площадь совершенно не понравилась. К счастью, она отыскала другой тоннель, туда и скользнул хлыст, с шипением змеясь по плитам.