— Лучше не стоит, — сказала мама.
— Да-а, неловко как-то. Ну ладно. Приятно было повидаться. Я к тебе еще как-нибудь загляну, расскажешь про мою Эмили. Ты где живешь-то?
Мама замялась.
— У бабушки, — ляпнул Максик.
Мой папа скорчил дурацкую гримасу:
— Ой-ой! Лучше мне туда не соваться! Мы с ней никогда особо не ладили.
Он помахал нам жирными пальцами и вперевалочку направился к своей новой семье.
— Слава богу, ушел! — прошептала мама.
— Этот дядька правда папа Эм? — спросила Вита. — А я думала, он был страшный.
— Так и есть, — сказала мама. — То есть так было. Не знаю, может быть, он переменился.
— Он мне не понравился, — сказал Максик. — Он меня за нос хватал.
— Мне он тоже не понравился, — сказала я. — Давайте отойдем отсюда подальше.
— Наш папа в сто раз лучше, чем папа Эм, — заявила Вита.
— Прекрати, Вита! — строго сказала мама и обняла меня. — Не волнуйся, солнышко, — сказала она. — Он уже ушел. Больше мы его не увидим. Пошли, вон там стоит ларек с мороженым. Настоящее сливочное мороженое! Всех угощаю!
Мне достался большой рожок с клубникой, разноцветной сахарной крошкой и двумя шоколадными палочками. Я не спеша лизнула его и вдруг увидела свое отражение в окне ларька. Я увидела широкое розовое лицо, толстые пальцы-сардельки. Я перестала лизать. Когда мороженое начало таять и потекло по руке, я бросила его на землю и еще сверху притопнула.
— Ну что, не встретили его, конечно? — сказала бабушка, когда мы вернулись домой.
— Моего папу не встретили, зато видели папу Эм! — ответила Вита.
Бабушка сперва решила, что она выдумывает, а потом страшно рассердилась на маму.
— И ты его не прижала по поводу алиментов на содержание Эм? Господи ты боже мой, Джули, ну что ты за человек? Упустить такой случай! Почему ты позволяешь всякой дряни вытирать об тебя ноги? С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я знаю, этой свинье плевать на родную дочь, но он ее отец, вот пусть и выкладывает денежки!
— Бабушка, не ругай маму, — попросила я. — Папе не плевать на меня, он даже хотел меня навещать, приглашал в гости! Только мне не хочется. Я ведь не обязана к нему ходить, правда, мам?
— Конечно, солнышко, — сказала мама.
— Ну конечно, правильно, все вокруг делают только то, что хочется. А я? Когда я наконец смогу жить так, как мне хочется? — сказала бабушка. — Я всю жизнь надрываюсь на работе. Сама зарабатываю на себя, и тебя вырастила одна, Джули. Думала, хоть под старость поживу по-человечески, отдохну, съезжу куда-нибудь, может быть. Так нет же, тут на меня свалились трое твоих детей и ты сама в придачу, а я, как дура, оплачиваю ваши счета.
— Мама, ты же знаешь, я стараюсь зарабатывать. Как только выплачу все кредиты, смогу больше тратить на хозяйство. — Мамино лицо сморщилось.
— Смотри, что ты наделала, бабушка, мама плачет! — рассердилась я.
— Легче всего — чуть что, опустить руки и удариться в слезы! Кто-нибудь видел, чтобы я плакала, когда этот прохиндей Фрэнки украл все мои сбережения?
— Он не украл, мама, он их просто одолжил! — всхлипнула мама.
— Да-да, а вернуть он их когда-нибудь собирается? И заплатить твои долги, между прочим? — Бабушка грозно сверкнула глазами на меня, Виту и Максика. — Вы, дети, воображаете, что ваш папа невесть какой замечательный, раз он возит вас на дурацкие прогулки и дарит подарочки — швыряется изумрудными кольцами, как же! Он за все это ни пенни не заплатил. В конечном счете на все это заработали мы с мамой!
— Бабушка, заткнись! Мой папа по правде замечательный! — заорала Вита. — На Зеленой ярмарке я его искала, искала, свинство просто, Эм встретила своего папу, а я нет…
Она выкрикивала это снова и снова, прямо как Максик, когда на него находит. Максик тоже поднял рев на всякий случай, чтобы о нем не забыли.
— Вот! Я говорила тебе, что это бредовая затея — тащиться с детьми на идиотскую Зеленую ярмарку. Теперь они перевозбудились, и ты их не успокоишь, — сказала бабушка.
Я подумала: интересно, она хоть понимает, насколько все выворачивает наизнанку? Неужели она на самом деле считает, что всегда права? Нарочно, что ли, она нас изводит?
Я ушла наверх с Витой и Максиком и долго еще слышала, как ругаются бабушка с мамой. Я надела на руку Балерину и стала рассказывать длинную сказку о Снежно-Белых ярмарках, которые устраивают в Лапландии. Когда я наконец спустилась вниз, то увидела, что мама с бабушкой сидят рядышком на диване. Мама все еще плакала, бабушка ее обнимала.
— Иди сюда, Эм. — Бабушка протянула мне свободную руку. — Иди к нам.
— Нет, спасибо, — ответила я.
Уселась в кресло и стала листать бабушкин журнал «Хелло!», как будто мне все нипочем.
— Ох, посмотрите только на нашу барышню! На сердитых воду возят, — заметила бабушка.
Я ее проигнорировала. Я уставилась в журнал и стала представлять, будто живу в огромном доме с белыми диванами, и золотыми люстрами, и телевизорами, которые вешают на стену, как картины. Я представила, что папа на самом деле знаменитый киноактер, а у мамы собственная сеть салонов-парикмахерских, а я, их дочка, тоненькая, как струнка, сижу у их ног и очаровательно улыбаюсь прямо в объектив телекамеры.
— Что это ты ухмыляешься, Эм? — спросила бабушка.
Моя улыбка завяла и превратилась в сердитую гримасу. Я так и не проронила ни словечка. Даже не сказала «спокойной ночи», когда пошла спать.
Когда Вита с Максиком заснули, мама пришла меня проведать. Она осторожно подвинула Виту и забралась ко мне под одеяло.
— Эм, бабушка жалеет о том, что так разговаривала с тобой.
— Она не попросила у меня прощения.
— Да, конечно, она никогда не просит прощения, ты же знаешь. Но она понимает, что хватила через край.
Я сказала:
— Я ее ненавижу.
— Нет, неправда.
— Она-то меня ненавидит!
— Нет, что ты. Она тебя любит. Она нас всех любит, потому и расстраивается. На самом деле она сердится не на нас, а на папу. На обоих твоих пап! — Мама тихонько шмыгнула носом. — Так странно было снова увидеть твоего настоящего папу, Эм. Он очень изменился. Может быть, он только с нами так ужасно обращался. Кажется, он счастлив с той женщиной и мальчишками. Я уверена, их он не бьет.
Мама снова шмыгнула носом. Я потрогала ее щеку в темноте — проверить, не плачет ли она.
— Не бойся, мама. Если он придет сюда драться, мы сразу вызовем полицию.
— Да я не об этом беспокоюсь, золотце мое. Нет, я просто подумала — может быть, это со мной что-нибудь не так, потому мужчины и ведут себя со мной странно. Наверное, я не умею строить отношения в семье.