— Что это? — с удивлением спросила я, разглядывая диковинный предмет, на что Аннушка невозмутимо ответила, усаживаясь в мягкое кресло:
— Вышиваю лошадь. Прочитала в каком-то журнале, что если вышить лошадь, то непременно выйдешь замуж.
— Извини, но я ржу, как эта самая вышитая лошадь, — это же бред, Аннушка, — я уселась напротив и взяла вышивку в руки — на канве действительно уже отчетливо угадывался силуэт серой лошади с роскошной развевающейся гривой.
— Зря смеешься, — отозвалась Вяземская, забирая у меня пяльцы, — знающие люди говорят, что это правда работает.
— Ага — одна девочка пятьдесят лет не могла выйти замуж, а потом вышила лошадь Пржевальского, и моментально в ее двери постучался принц на точно такой же, да?
— Ой, перестань! Твой скептицизм просто невыносим, — поморщилась Анна, убирая работу в большую плетеную корзинку.
Мне было смешно слышать подобные вещи от Аннушки — от человека, который, к примеру, понятия не имел, кто такая Матрона Московская, зато однажды затащил меня к ее мощам. То еще было приключение…
Мы стояли в длиннющей очереди страждущих, Анька курила, вызывая неодобрительные взгляды истинно верующих, и вдруг спросила своим звонким голосом:
— Варь, я вот не знаю, а что надо говорить?
— Где говорить? — не поняла я.
— Ну, вот мы сейчас войдем к этой женщине, она же спросит, зачем мы пришли, так что я ей должна сказать-то?
Я потеряла дар речи, а вокруг нас мгновенно образовалась пустота — верующие расступились, как воды моря перед Моисеем, как будто не желая даже дышать одним воздухом с нами. Я, если честно, решила, что сейчас нас начнут просто бить…
— Дура! — прошипела я, хватая ее за руку. — Нет там никакой женщины, там мощи, понимаешь? И говорить ничего не надо — просто попроси про себя то, чего хочешь! Могла бы хоть узнать, куда прешься!
— А-а! — разочарованно протянула Аннушка, совершенно не смутившись. — Ну, ладно…
И вот теперь она же, начитавшись какой-то ерунды в глянцевом журнальчике, мается над пяльцами, вышивая какую-то там лошадь, чтобы выйти замуж… Ну, скажите — реально обижаться на такого незамутненного человека?
Меня всегда удивляло, как Аннушка, воспитанная в интеллигентной и образованной семье, ухитряется выдавать иной раз такое, от чего я теряла возможность соображать и не знала, что сказать. Однажды в опере, куда она же меня затянула, после просмотра «Травиаты» Аннушка вдруг спросила:
— А автор на поклон не выйдет?
— Кто? — Я сперва решила, что она шутит, но, взглянув на подругу, поняла, что она спрашивает совершенно серьезно.
— Ну, вот в театре всегда автор на поклон выходит, а здесь не так, что ли?
— Тебя не смущает, что Верди умер примерно лет двести назад?
— Да? — захлопала густо накрашенными ресницами Аннушка. — Ну, я не знала… Это у тебя муж дирижер.
На самом деле она не была дурой, просто не придавала значения каким-то мелочам, не способным приблизить ее к осуществлению главной мечты — замужеству. Я давно привыкла к этому, но и меня она порой ухитрялась удивить, что же говорить об окружающих. Светик, например, называл ее домашней кошкой, от которой нет вреда и даже шерсти на диване нет, причем говорил это ей в глаза, и Аннушка не обижалась, только тянула капризным тоном:
— Ну, Све-е-етик!
Однако даже такие вот казусы не мешали нам общаться, хотя иногда я приходила в тихое бешенство от ее незамутненности.
— Как дела? — поинтересовалась она, словно мы не виделись не неделю, а примерно полгода.
— Нормально. Суд вот выиграла пару дней назад, а так все по-старому.
— А я ведь с доктором встретилась все-таки, — сообщила она, вставая. — Чайку? Или покрепче чего?
— Если кофе сваришь, будет отлично. Я что-то умоталась сегодня, клиент капризный попался, — призналась я. — Да и вообще неделька та еще выдалась.
— Тогда идем на кухню, там посидим, у меня паэлья есть, сегодня Люда готовила, а я еще не притронулась.
Паэлья была кстати — я почувствовала, что проголодалась. Мы переместились на кухоньку, довольно маленькую, но очень уютную, обставленную белой мебелью «под старину». Я забралась с ногами на мягкий «уголок», Аннушка стала хлопотать у плиты, подогревая паэлью на большой сковороде и одновременно насыпая в джезву кофе.
— Ты чего приехала-то? Светик дома?
— Нет, он в театре. Гастроли через неделю, в Болгарию едут. Я к тебе с предложением, но теперь, в свете объявившегося доктора, думаю, что ты не согласишься.
— Смотря что предложишь. — Передо мной оказалась чашка с дымящимся кофе, ложка и крахмальная салфетка, обшитая кружевом.
— Мне тут от клиентки перепал неожиданно пустой дом в «Снежинке», хотела тебя позвать там пожить месяц-другой.
— А работа?
— Ну, у меня же водитель есть. Будем тебя подбрасывать, а вечером забирать.
— Я согласна, — моментально согласилась она, усаживаясь за стол.
— А доктор?
— А что доктор? Он женат, кстати. Не хочу возиться.
— Женат? Надо же… Я думала, такие стерильные не женятся, — заметила я, пробуя паэлью, которая оказалась просто неземного вкуса.
— Ой, перестань. Все женятся. Мы с ним пару раз в ресторане посидели, но я поняла, что на роль любовницы как-то не согласна.
— Странно, — заметила я осторожно, — раньше тебя это не очень смущало.
— Так то — раньше. Я замуж хочу, понимаешь? А это все так… развод, алименты, дети — ну, на фиг?
— Тогда все отлично. Там поселок элитный, иностранцы косяком, думаю, что и соотечественники найдутся. Так поедем?
— Я же сказала — поедем. Может, обстановку сменю, встряхнусь. На работе дурдом какой-то, начальник, как с дерева упал, гоняет меня… И отпуск не возьмешь, хочу все-таки летом в Европу рвануть.
Это меня устраивало. С Аннушкой не будет скучно, а Светик все равно после Болгарии поедет в Голландию и Швецию, так что его не будет около месяца. А за месяц я надеялась хоть немного приблизиться к разгадке дел, творившихся вокруг моей клиентки и «Снежинки». Кто знает, может, и Аннушка пригодится…
Мы отлично поужинали, попили кофе, договорились, что завтра вечером я с водителем подъеду к ней, чтобы забрать с вещами, и я засобиралась домой.
Уже на пороге Аннушка вдруг порывисто обняла меня и пробормотала:
— Варька, ты меня прости за тот разговор, ладно? Я иногда сама не понимаю, что несу, потом стыдно…
— Ну, я же просила — не извиняйся. Я не обижаюсь, я же тебя люблю, ты мне как сестра, — я поцеловала ее в щеку и вышла из квартиры с чувством выполненного долга — возможно, эта поездка поможет внести хоть какую-то ясность в то, что творится в проклятой «Снежинке».