– Ты обречен на одиночество! – приговорила его как-то его девушка, теперь уже бывшая. – Никому не хочется знать правду до конца. Никому!
Данилов любил правду и ненавидел ложь. Вот так вот просто, без полутонов. Простые отношения, простую еду, простую удобную одежду.
– Скучно так, Сергей Игнатьевич, – возразил ему как-то Игорек, когда он отчитывал его за трепотню с девчонками в баре.
– А то, что ты назвался дипломатом, весело?! – вытаращился на него Данилов. Он честно не понимал, в чем прикол.
– Ну да, весело…
Данилов лично не считал вранье весельем. Гнусно это и отвратительно, считал он. И непременно выльется во что-то нехорошее, непременно.
То, что Горячев соврал Саше, своей любимой девушке, находившейся сейчас в беде, было отвратительно вдвойне.
– Надеюсь, он осознал свою вину? – буркнул Данилов после паузы.
– Наверное. – Саша отняла от лица правую ладонь, растопырила пальчики, глянула на них. – Пытался сделать мне предложение. Даже кольцо пытался подарить. Красивое.
Конечно, кольцо должно было быть красивым и дорогим. Наверняка с крупным сверкающим камнем. Потому что Александр Горячев не кто-нибудь, а подающий надежды юрист. Красивый крепкий малый, катающийся на роскошной дорогой иномарке, одевающийся стильно и дорого. С хозяйкой фирмы на короткой ноге. И вообще баловень судьбы и любимец женщин, раз такая девушка, как Саша Воронцова, его полюбила.
– И что вы?
Данилов кольца на широко расставленных пальчиках не увидел, значит, предложения Саша не приняла.
– Отказала и выставила его вон. Может, зря, как считаете?
Он не считал, что зря. Он обрадовался, потому что Саша ему нравилась. Хотя он и не имел права ни на радость, ни на симпатию. И даже в глубине души немного позлорадствовал. Вот тебе, Горячев, щелчок по носу, вот! С красивым кольцом тебя выставили. Не на ту девушку нарвался! Это тебе не покойная секретарша Сонечка, готовая ползать по твоим следам.
Господи! О чем он думает?!
– Что случилось, Саша? – одернул себя Данилов. – Почему вы повздорили? В чем он вам солгал?
– После того как я рассказала ему, что вы изъяли записи с камер видеонаблюдения у Витьки из магазина, Саша сразу занервничал. – Она виновато покусала нижнюю губу. – Мне так, во всяком случае, показалось. И потом…
– И потом?
– Потом вдруг признался мне, что был у моего деда в гостях.
– Да ладно! – Данилов напрягся. – Когда?
– Вот не сказал точной даты. Но это не может быть правдой, понимаете? Если бы он был у моего деда в гостях, дед бы мне непременно рассказал. А он ни словом не обмолвился.
– Может, не успел? – проговорил Данилов задумчиво. – Может, это было в день его смерти?
– Вот только разве так. – Саша подняла на него несчастные глаза: – Но Горячев отрицает.
– То есть?
– Он отрицает, что был у деда в день его смерти. Он говорит, что приходил к нему то ли за день, то ли за два до этого. Точно будто бы не помнит. Но как можно не запомнить, если дед выставил его?
– Выставил?
– Да, Саша утверждает, что приходил к деду просить моей руки. А дед не захотел с ним говорить. Вот… – Ее губы горестно выгнулись.
Старик запросто мог выставить этого хлыща, подумал Данилов. Мог не простить того, что Горячев отвернулся от своей девушки, когда ее обвинили в шпионаже. Он же отвернулся! Он же не встал на ее защиту! И потом не сделал ни единой попытки ее оправдать. Все ждал, когда это за него сделают другие. Соседова, к примеру.
Отвратительный тип, сделал заочный вывод Данилов. И еще раз порадовался, что Саша не приняла его кольца. Но это первое…
А вот второе могло оказаться не в пользу Горячева. Если на записях с камер наблюдения Данилов обнаружит этого юриста снующим по двору, то у него будет очень много к нему вопросов. Очень!
И когда Данилов уже шел к своей машине, простившись с Сашей, то вдруг подумал, а не потому ли придумал Горячев свой визит к старику, что засветился во дворе в день убийства? Мог ничего не знать про камеру на магазине и засветился. И тут же с ходу рассказал своей девушке странную историю, проверить которую нет никакой возможности.
Главный свидетель-то мертв…
Заломов медленно водил безопасной бритвой по шее. Он очень боялся порезаться. Невзирая на то что рекламный ролик обещал приятное и безопасное бритье, он все равно боялся. Его рука может дрогнуть в самый неподходящий момент, тройное лезвие не под тем углом пройдется по коже, по его морщинистой коже, срежет какой-нибудь чирей, и Заломов непременно истечет кровью. Упадет на яркий кафель в ванной и истечет кровью. Никто его не хватится, никто. Потому что он никому не нужен. Он старый, ненужный.
Василий Васильевич опустил руку с бритвенным станком в раковину под струю воды. Белоснежный фаянс тут же покрылся мелкими щетинками. Он смыл их и со вздохом снова осторожно провел станком по шее. Кажется, все. Можно умываться, мазать лицо кремом, которое ему рекомендовала Лилечка.
Вспомнив про молодую жену, которую несколько дней назад выгнал из дома, Заломов загрустил. Может, зря он с ней так? Может, чересчур жестко? Может, следовало для начала наказать? Лишить довольствия на пару месяцев, посадить под замок? Запретить всех подруг, массажистов, косметологов? Может, одиночество в запертой квартире помогло бы вправить мозг его молодой жене?
Но вспомнив ее искаженное ненавистью лицо, когда Лилечка принялась собирать чемоданы, Заломов со вздохом признал свою правоту.
– Ты думаешь, я с тобой по любви, что ли, старый пень? – орала она, выплевывая слюни. – Мне есть кого любить, старая сволочь! Есть, есть, есть! Денег он мне не даст, подумаешь! Найду где взять…
Нет, наказать рублем Лилечку не получилось бы. У них и скандал вышел именно из-за денег. Вернее, потому, что он ей отказал в очередном транше. Она взбесилась, принялась угрожать ему, и он ее погнал.
Нет, ну надо, какая нахалка! Решила шантажировать его. И из-за чего?! Только из-за того, что обнаружила в его компьютере то, что обнаружить не должна была. И ладно. Он не очень боится. Его интерес вполне обоснован. Он не только о ядах тогда читал, но и противоядиях. Так, на всякий случай. Вдруг и его надумает кто-то отравить.
Заломов с громким фырканьем умылся, глянул на свое отражение в зеркале.
Старый, усталый, отвратительно побритый. А все почему? Потому что боится бриться тщательнее. Боится порезаться, истечь кровью. Боится… смерти.
Да, пора признаться в этом самому себе, Вася. Пора! Он боится смерти. От руки убийцы боится, вот! Слишком много в последнее время странных событий происходит, слишком много.