– Ладно, ухожу, ухожу. Решайте тут свои производственные вопросы.
Мать безошибочно уловила перемену в его настроении. Сделалась тихой и смиренной, пока чистила его тумбочку и поправляла постельное белье. Подхватила сумку, в которой принесла ему апельсиновый сок, который он терпеть не мог. Да ему его и нельзя сейчас было. И вареную курицу, которую доктор тоже пока запретил. Поцеловала его в лоб. Как покойника, подумал Филонов с раздражением и тут же тщательно протер место ее поцелуя пододеяльником. И вышла прочь из палаты.
Но она бы была не она, если бы не съязвила перед тем, как исчезнуть за дверью:
– Только вы уж смотрите, не шибко шумите, когда вопросы-то свои рабочие будете решать. Может, подежурить у двери-то, а, сынок?
– Мать, уйди! – взревел Филонов и еле удержался, чтобы не запустить в нее подушкой, сил просто могло не хватить. – Анну Львовну позови немедленно!
Бухгалтерша вошла в дверь через минуту с большущей сумкой. В белоснежной накидке поверх строгого черного платья, закрывающего ее массивные колени. Аккуратной прической с черными неброскими заколками. В черных туфлях-лодочках на высоких тонких каблуках. И с распухшим от слез лицом. Филонов ее едва узнал. Без макияжа она показалась ему почти молодой и не такой противной.
– Евгений Леонидович, как вы?! – ахнула она, с грохотом передвигая к его изголовью стул, на котором сначала сидела его мать, а потом доктор. – Господи, я чуть с ума не сошла от страха!
– Нормально. Все нормально. Доктор сказал, пить надо меньше. Надо меньше пить, – попробовал пошутить Филонов и отвел взгляд.
Чувство неловкости, что он видел эту женщину без одежды и она его тоже, не отпускало. Пришлось повыше подтянуть одеяло. Анна Львовна тут же нашла взглядом брешь на его груди между пуговицами пижамы и уставилась туда.
– Слава богу! – воскликнула она, переводя взгляд на его лицо, когда он, как щитом, загородился от нее одеялом. – Мы все так перепугались! Подумали… подумали, что и вас отравили!
– Почему это и меня? Кого еще отравили?
На ум сразу пришла история, рассказанная Степкой про отравленных сотрудников какой-то фирмы их города.
– Ой, знаете, в городе такое творится! – всплеснула руками Анна Львовна. – Желтая пресса просто с ума сошла, расписывая на все лады эту историю с отравлением на фирме, где работала эта самая внучка, чей дед пострелял наших жильцов! Считают, что есть какая-то причинно-следственная связь между всем этим. Ужас!
– Брр! – Филонов замотал головой, не сразу уловив смысл в ее дикой скороговорке. – Еще раз, Анна Львовна! Я не понял! Какая внучка? Какой дед? При чем тут отравление?!
– Я толком и сама не поняла, – призналась Анна Львовна и осторожно положила ладонь с унизанными тяжелыми перстнями пальцами на койку рядом с его локтем. – Прочла вчера в газете статью про то, что странные вещи творятся вокруг этой девушки.
– Какой девушки?!
– Александра Воронцова. Она тоже живет на нашем участке. В доме почти напротив того дома, где стрельба произошла. Вы, может, даже и знаете ее. Такая высокая, длинноногая, с короткой, очень короткой стрижкой. Она еще вечно собачится с хозяином магазина из-за того, что тот машину свою на выгрузку поперек дороги ставит. И даже к нам приходила не раз с жалобой.
Вспомнил! Он точно вспомнил эту девчонку! Он даже сам говорил с ней, когда она шум подняла из-за Витькиной «Газели». Такая «лялечка», как сказал бы Степка Мазила! Высокая, худенькая, глазищи такие красивые, что у Филонова при встрече с ней екнуло что-то в низу живота. И губы… яркие такие, зовущие. Хотя в тот момент этот рот и выплевывал ругательства.
– И что эта Воронцова?
– Так это ее дед стрельбу-то устроил, из-за которой нас в покое не оставляет полиция! – Анна Львовна, уловив в его воспоминаниях какой-то волнительный момент, ладонь по-свойски сдвинула ему на локоток. – А до этого ее на фирме уличили в шпионаже.
– Опа! – Филонов оторопело уставился на бухгалтершу: – Не может быть! Она такая с виду… порядочная.
– Ага! Порядочная! – со злостью фыркнула Анна Львовна, и ее пальцы, сноровисто сдвинувшись, обвили его предплечье. – Только почему-то сразу после того, как ее из фирмы погнали, там сразу двоих отравили! А потом эта жуткая стрельба! Может… может, она это все и устроила?!
– Да ладно! – фыркнул Филонов и даже рассмеялся.
Степка Мазила, отмотавший не один срок за всякие паскудные дела, и то на такое не сгодился бы. Такую схему придумать! Хотя…
Девка грамотная, образованная. И что немаловажно – темпераментная. Филонов помнил, как сверкали ее зеленые глазищи, когда она гневалась. Такой дай в руки пистолет, она всех перестреляет.
Так, так, так…
Чего это он так подумал, а? Зачем он так о ней подумал?
– А зачем ей этих Лопушиных-то стрелять? – продолжил он размышлять уже вслух, отвлекшись и пропустив тот момент, когда сильные пальцы Анны Львовны добрались до его шеи и принялись методично поглаживать его ключицу. – А деда? Дед-то ей родной что сделал?
– Может, в наследство не терпелось вступить? А дед все живет и живет и окочуриваться не спешит. А ей деньги нужны. Не просто же так промышленным шпионажем занялась, деньги нужны ей сто процентов! – предположила Анна Львовна странным гортанным голосом.
Кажется, Женечка даже не заметил, как она расстегнула на его пижамке сразу три пуговички. Кажется, даже не ощущал, как она нежно трогает его упругие курчавые волоски на груди.
– А дед все живет и живет. А большая квартира не продается. Район престижный, квартира большая. Сами знаете, Евгений Леонидович, сколько эта хата может стоить. Господи, какой же вы… – прошептала она, наклоняясь над ним так низко, что сдавила ему дыхание своей тяжелой грудью. – Как же я вас хочу, Евгений Леонидович!..
– Анна Львовна, ну Анна Львовна, ну что вы делаете? – захныкал Филонов, безуспешно пытаясь поймать ее руки, стягивающие резинку его штанов, и удержать голову, сползавшую все ниже и ниже. – Ну, Анна Львовна! Ну что вы… Черт побери! Ну что вы творите в самом деле…
Если бы мать через пару минут вознамерилась вернуться в его палату, она была бы довольна его конфузом. Филонов, невзирая на возраст и статус, как он любил подчеркивать, конечно бы, сконфузился, а как же! Растрепанная голова Анны Львовны методично двигалась внизу его живота. А сам он, высоко запрокинув над головой руки, слабо постанывал.
Слава богу, мать не вошла. И никто не вошел, пока бухгалтерша так непотребно наглела. Сплюнув потом в один из цветочных горшков и вытерев рот полой белоснежной накидки, Анна Львовна кратко поведала о делах конторских, пообещала, что, если что-то будет не так, она непременно ему сообщит, и минут через пять, промурлыкав «до скорого, малыш», исчезла за дверью.