Гарриет стояла перед зеркалом в номере отеля, где провела беспокойную ночь, и оглядывала свой костюм – темный, но не черный, а синий. Она едва не выбрала черный цвет, но это был бы неудачный выбор.
Сняв с костюма несколько шерстяных нитей, Гарриет стряхнула с него пыль – отель оказался не таким хорошим, как в интернет-рекламе, но с умеренными ценами, а бережливости в семье Стэнтонов, происходящей из городка, где представление о комфорте создавала гостиница «Холидей инн» [9] , придавали большое значение.
Решительное лицо пятидесятитрехлетней Гарриет с узкими плечами и фигурой, напоминающей грушу (правда, изящную), было румяным и обветренным от работы в саду, от игр с детьми на заднем дворе, от пикников и барбекю. Однако она не придавала внешности большого значения, и морщины, вызывавшие у нее беспокойство, располагались не на лице, а на юбке – от них, во всяком случае, она могла избавиться.
Учитывая ее местожительство, она вполне могла бы и не замечать такого несовершенства. Но это было не в характере Гарриет. Для нее существовал правильный подход и неправильный – лентяйский, дурной. Она расстегнула молнию и сбросила юбку, легко соскользнувшую по бежевым трусикам.
Одной рукой она ловко разложила дешевую гладильную доску (о, Гарриет умела управляться с домашней утварью) и включила плохонький утюг, прикрепленный к доске проволокой. Неужели кража бытовых электроприборов такая уж серьезная проблема в Нью-Йорке? И разве кредитные карточки постояльцев не находятся в распоряжении отеля?
Что ж, это другой мир, совсем не такой, как дома. В ожидании, пока нагреется утюг, Гарриет мысленно повторяла слова, произнесенные вчера мужем, когда они шли по холодным улицам Нью-Йорка.
– Погоди, Гарриет, погоди. – Он остановился на улице, между магазином игрушек «Сворс» и Мэдисон-авеню, и ухватился за фонарный столб.
– Что, дорогой? – Гарриет обернулась.
– Извини. Ивини меня. – Муж, бывший старше жены на десять лет, выглядел смущенным. – Я неважно себя чувствую. Что-то здесь. – Он коснулся груди. – Здесь.
«Такси или “Скорую”? – стала лихорадочно размышлять она. – Конечно, звони по номеру девять-один-один. Не медли».
Через двадцать минут они были в кабинете неотложной помощи ближайшей больницы. Диагноз – легкий инфаркт миокарда.
– Что? – спросила она.
– Похоже, сердечный приступ.
Странно. Это у человека с низким уровнем холестерина, никогда не курившего сигарет, только изредка сигары, имевшего рост шесть футов два дюйма, худощавого и крепкого, как столб, за который он ухватился в начале приступа? В охотничий сезон он каждый выходной охотился в лесу на кабанов и оленей. Помогал друзьям строить игровые комнаты и гаражи. Легко взваливал на плечо сорокафунтовые мешки с мульчой и плодородной почвой и относил их от пикапа к сараю.
– Это несправедливо, – пробормотал Мэттью, выслушав диагноз. – Мы мечтали о поездке в этот город, и смотрите, что вышло. Чертовски несправедливо.
Врачи отправили его в больницу, находившуюся примерно в получасе пути к северу от их отеля, очевидно, лучшее в городе учреждение по лечению сердечных заболеваний. Прогноз был оптимистичным, завтра его планировали выписать. Никакой операции не требовалось. Ему нужно было следить за давлением, всегда носить с собой нитроглицерин и ежедневно принимать по таблетке аспирина. Однако в целом врачи, похоже, оценили приступ как легкий.
Чтобы проверить, нагрелся ли утюг, она плюнула на тефлоновую поверхность. Слюна зашипела и скатилась. Гарриет обрызгала юбку водой и разгладила складки.
Одевшись, она снова посмотрелась в зеркало. Отлично. Решив добавить немного цвета, Гарриет повязала на шею красно-белый шарф. Превосходно. Ярко, но не кричаще. Она взяла сумочку, вышла из номера и спустилась в вестибюль на лифте. Снаружи, когда он проезжал каждый этаж, звякала цепочка.
Выйдя на улицу, Гарриет осмотрелась и остановила такси. Сообщив водителю название больницы, села на заднее сиденье. В салоне дурно пахло, и она решила, что таксист, какой-то иностранец, давно не мылся. Это был штамп, но верный.
Несмотря на снег с дождем, она опустила стекло, готовая вступить в спор, если водитель возразит. Но он не возражал. Казалось, он забыл о ней – да и вообще обо всем. Нажал кнопку счетчика и тронулся.
По пути Гарриет думала о больнице. Медсестры казались внимательными, врачи профессиональными, хотя по-английски говорили с акцентом. Не нравилась ей только то, что палата Мэттью в медцентре Верхнего Манхэттена находилась на цокольном этаже, в конце длинного, тускло освещенного коридора и казалась захудалой и неуютной. А вчера вечером, когда она пришла навестить мужа, там никого не было.
Глядя на шикарные таунхаусы слева и Центральный парк справа, Гарриет старалась справиться с беспокойством из-за предстоящего посещения неприятного места. Она думала, что, возможно, этот сердечный приступ был предзнаменованием и стоит ждать еще худшего. Но в итоге сочла эти мысли суеверными, достала телефон и отправила мужу сообщение, что едет.
С перекинутым через плечо рюкзаком, в котором находились машинка «Америкэн игл» и смертельный яд, Билли Хейвен свернул в боковую улицу, шедшую мимо большой стройплощадки, – он избегал пешеходов. То есть свидетелей.
Войдя в вестибюль поликлиники, примыкающей к комплексу медицинского центра Верхнего Матхэттена, он, не поднимая головы, направился к лестничному колодцу. Билли изучил это место и точно знал, куда идти и как добраться туда незамеченным. Никто не обращал внимания на худощавого молодого человека, в Нью-Йорке много худощавых молодых людей – художников, музыкантов, неудачливых актеров. Он очень походил на них. Только в рюкзаках у тех лежало не то, что у него.
Билли прошел через пожарную дверь и стал спускаться по лестнице. Достигнув уровня подвала, он направился, следуя указателям, к собственно больнице по длинному, тускло освещенному коридору. Коридор был безлюден – похоже, мало кто из работников знал о его существовании. А может, они знали об этом маршруте, но предпочитали ходить из поликлиники в больницу по улице, где не только можно купить кофе или пиццу, но и маловероятно, что тебя затащат в уборную и изнасилуют.
Ведущий к больнице туннель был длинным – в несколько сот футов – и окрашен в серый цвет, ассоциирующийся с военными кораблями. Трубы шли поверху. Там было темно, потому что в больнице, возможно с целью экономии средств, лампочки ввернули только в каждый третий патрон. Видеокамер охраны не было.
Билли понимал, что нельзя терять время, но должен был сделать одну остановку. Этот поворот он обнаружил накануне, когда проверял, будет ли выбранный путь в больницу безлюдным. Табличка на двери заинтриговала его. Ему просто необходимо было войти. И он вошел, понимая, что времени в обрез, и чувствуя себя, как ребенок, удравший с уроков, чтобы походить по магазину игрушек.