Он обратил внимание, где стоит сумочка Амелии – на спинке ее кресла. До чего ж доверчивы здесь люди. В Сан-Паулу или в Мехико сумочка была бы привязана к спинке нейлоновой веревкой вроде тех, какими связывают мусорные мешки и руки заключенных.
Сумочка была на запоре, но его это не волновало. Несколько дней назад он купил точно такую же и тренировался, тренировался, тренировался опускать в нее что-то беззвучно (он годами отрабатывал ловкость рук). В конце концов научился за три секунды открывать сумочку, опускать внутрь маленький предмет и запирать ее снова. Он это проделал сотню раз.
Теперь он полез в карман и взял пузырек с продающимися без рецепта болеутоляющими капсулами. Той самой марки, что предпочитала Амелия Сакс. (Он узнал это, заглянув в ее аптечку.) В прошлом она страдала остеоартритом, и хотя в последнее время он как будто почти не беспокоил ее, она все-таки время от времени глотала капсулы. Каким только испытаниям не подвергает нас наше тело.
Капсулы в этом пузырьке выглядели точно такими же, как те, что покупала она. Но одно различие все же существовало: каждая была начинена сурьмой.
Как и мышьяк, сурьма – химический элемент, металлоид. Название переводится с греческого как «избавляющая от одиночества». В прошлом ее использвали для окраски бровей и век распутные женщины, в том числе и библейская Иезавель.
Это повсеместно встречающийся полезный элемент, до сих пор часто применяемый в промышленности. Но сурьма, Sb, атомный номер 51, была на протяжении истории еще и причиной тысяч мучительных смертей. Самой знаменитой жертвой, очевидно, стал Вольфганг Амадей Моцарт. (Оставался вопрос: случайной или нет? Нужно бы спросить Антонио Сальери.)
При возникновении боли в восстановленном колене, которую она рано или поздно ощутит, Сакс проглотит две капсулы. И вместо облегчения получит неистовую головную боль, рвоту, понос, онемение конечностей. Она умрет через несколько дней – по сообщениям средств массовой информации, станет очередной жертвой Билли Хейвена, который ухитрился подсунуть отравленное лекарство ей в сумочку до того, как он и его родственники-террористы были обезврежены. Хотя на самом деле Стэнтоны не имели никакого отношения к задуманному им убийству.
Человека, стоявшего у кафе «Артизан» и готовящегося убить Амелию, звали Чарльз Веспасиан Хейл. Это имя он получил при рождении, однако был известен еще под многими другими. Одно из них – Ричард Логан. И самое недавнее – Дэвид Уэллер, возмущенный адвокат, позвонивший в Нью-Йоркское бюро расследований по поводу самонадеянного молодого полицейского Рона Пуласки.
Однако единственным именем, какое ему нравилось, было то, которое характеризовало его наилучшим образом – Часовщик. Оно говорило о его мастерстве в создании хитроумных преступных планов и о страсти к наручным и карманным часам.
Теперь он смотрел на одни из них – «Вентура СПАРК Сигма МГС», электронные наручные часы стоимостью пять тысяч долларов. У Хейла было 117 наручных и карманных часов, большинство из которых представляли собой аналоги, хотя были снабжены электроникой и батарейками. У него были «Бом и Мерсье», «Ролекс» и «Таг Хойер». У него была возможность украсть стоящие шесть миллионов долларов «Патек Филипп Калибр 89», знаменитые памятные карманные часы, изготовленные в честь стопятидесятилетней годовщины компании. С ними было больше сложностей – эти окошки и шкалы давали в дополнение к настоящему времени разную информацию, – чем с любыми другими часами. Этот восемнадцатикаратный шедевр предлагал такую информацию, как фаза луны, запас хода, месяц, температура, дата очередной Пасхи, созвездия, время заката и доли секунды.
И однако же Хейл решил не красть этот шедевр. Почему? Потому что «Патек» был реликтом. Время аналогов прошло. Хейлу потребовалось время, чтобы это принять, но арест, который устроил ему Линкольн Райм несколько лет назад, показал, что мир изменился. И Хейл восстал, чтобы встретить новую зарю.
«Вентура» на его запястье представляли собой это новое лицо – если можно так выразиться – хронометрии. Их беспримерная точность доставляла ему большую радость и утешение. Он снова взглянул на них. И повел обратный отсчет.
Четыре… Три… Два… Один…
Из задней части кафе раздался рев пожарной сирены. Хейл надел на бритую голову вязаную шапочку и вошел в удушливо жаркую кофейню.
Его не видел никто, в том числе и Амелия Сакс и ее собеседник, – они смотрели в сторону кухни, где он оставил это устройство двадцать минут назад. Автономный детектор дыма на полке казался старым и грязным, хотя действительности соответствовало только второе. Работники найдут его и решат, что он был списан и случайно оставлен на верхней полке. Кто-нибудь снимет его оттуда и выбросит, вынув батарейку. О ложной тревоге никто не вспомнит.
Амелия оглядывалась по сторонам, как и все остальные, ища взглядом дым, но его не было. Когда ее взгляд вернулся к кухонной двери, за которой не смолкал рев, Хейл сел в кресло позади Амелии и, ставя портфель на пол, сунул пузырек ей в сумочку. Новый рекорд: две секунды.
Потом он огляделся, словно решая, стоит ли пить кофе с молоком в месте, где вот-вот начнется пожар. Нет. Он пойдет в другое. Хейл встал и вышел на улицу.
Рев прекратился – кто-то вынул батарейку. Хейл оглянулся. Сакс вернулась к своему кофе, к своим записям. Не имея понятия о близящейся смерти.
Часовщик направился ко входу в метро на Четвертой Западной улице. Пока он шел на бодрящем воздухе по тротуару, ему в голову пришла интересная мысль. Мышьяк и сурьма – металлоиды, вещества, обладающие свойствами металлов и неметаллов, но достаточно твердые, чтобы делать из них стойкие предметы. Можно ли, подумал он, изготовить из этих ядов часы? До чего интересная мысль!
Хейл знал, что она будет занимать его изобретательный ум несколько недель и даже месяцев.
– Дай ему ход, – сказал Линкольн Райм.
Криминалист сидел в гостиной один, разговаривая по громкой связи и рассеянно поглядывая на сайт классического антиквариата и предметов искусства.
– Так, – раздался в ответ голос, принадлежавший капитану, находившемуся сейчас в управлении полиции – в Большом доме.
– Что «так»? – отрывисто спросил Райм.
Раньше он тоже был капитаном, но слишком всерьез звания не принимал. Ум и компетентность были важнее.
– Материал слегка необычный.
«Что все это, черт возьми, значит?» – подумал Райм. С другой стороны, он сам когда-то был госслужащим в мире госслужащих и знал, что иногда приходится вести игру. Ему была понятна нерешительность этого человека. Но оправдать ее он не мог.
– Капитан, я это знаю. Но нам нужно дать ход этому материалу. Это вопрос жизни и смерти.
Имя у капитана было странное – Дэгфилд. Кто так называет людей?
– Знаешь, – сказал Дэг, оправдываясь, – его нужно отредактировать, внести правку…
– Материал написал я. Редактировать его не нужно. А правку можешь сделать ты. Начинай. У нас мало времени.