— У меня тоже, глупенькая. Причеши меня, ну пожалуйста.
Я расчесала её роскошные длинные золотистые кудри. Они были такие тёплые на ощупь, такие шелковистые, такие тонкие и нежные по сравнению с моими жёсткими густыми космами. Я едва справлялась с неуклюжими пальцами, старательно переплетая ускользающие пряди. Мне ужасно хотелось причесать её получше, чтобы Жасмин осталась довольна.
Сколько ещё у меня получится оттягивать её визит к нам домой? Хотя, может быть, я напрасно так беспокоюсь. Уилл, скорее всего, запрётся у себя и просидит там, пока она не уйдёт. Наверняка он так и сделает.
Дорогой К. Г.!
Интересно, сколько раз я перечитывала Ваши книжки? И все-таки каждый раз, когда смотрю на какую-нибудь картинку, вижу её по-новому.
Маме они не нравятся. Она ни разу не смотрела их вместе со мной, даже когда я была совсем маленькая. Она говорит, цвета на них слишком бледные, серые, выцветшие. Ей не нравятся деревья с корявыми лицами и узловатыми корнями. Она считает, что старые ведьмы с бородавками на носу, пучеглазые людоеды, извивающиеся змеи и огнедышащие драконы слишком страхолюдные для детской книжки. Сказала: «Не жалуйся, если тебе потом будут сниться кошмары».
Кошмары и правда снились, но мне все равно.
Как-то раз я влетела к себе в комнату, смотрю — мама сидит на кровати, а на коленях у неё раскрытая книжка. Она тут же вскочила, словно испугавшись, и давай вытирать пыль, а ко мне повернулась спиной. Но я успела заметить, что у неё по щекам текут слезы.
Не понимаю, почему это?
С любовью,
Фиалка
Из книги Кacnepa Грёзы «Домашние феи»
Фея Домашнего очага
Робкое волшебное существо, которое старается принести удачу своему дому.
Мы с Жасмин собирались провести субботу вместе. Мне нравилось произносить эти три слова: мы с Жасмин. Как будто они объединяли нас навеки. Как будто наши души были сиамскими близнецами.
Жасмин попросила, чтобы я пришла к ней в субботу как можно раньше.
— Постарайся к десяти, а? И оставайся к обеду, и к ужину тоже, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Будем делать только то, что ты захочешь, Фиалочка. Совсем не обязательно весь день сидеть дома. Можем пройтись по городу, ты покажешь мне, какие у вас хорошие магазины. Или даже съездить в Лондон. А почему нет?! Я за все заплачу, у меня куча денег. Миранда, чтобы успокоить свою совесть, присылает мне деньги целыми пачками, и Джонатан в последнее время тоже расщедрился. Все-таки «Сан-Франциско» имеет успех, их выступления продлили до конца сезона — чудесно, правда? Это значит, я смогу остаться ещё на три месяца, а может, даже больше.
— А вдруг получится, как с той пьесой Агаты Кристи, которая идёт уже пятьдесят лет? [6]
— Ага, точно, и мы сможем дружить до конца школы, и вместе поступим в колледж, снимем одну квартиру на двоих и будем рассказывать друг другу о всех своих симпатиях…
— Но жить с ними мы не будем и ни в коем случае не выйдем замуж.
— Ни за что на свете! Семейная жизнь — такая гадость, — сказала Жасмин. — Тебе-то повезло, у тебя хоть мама и папа живут вместе.
— Да, но все время ссорятся. Они не разошлись только потому, что мама всегда и во всем уступает папе. Жасмин… А можно нам дружить и после того, как ты отсюда уедешь? Будем посылать друг другу письма по электронной почте и, может, иногда встречаться в выходные?
Голос у меня слегка дрогнул. Мне не хотелось навязываться, не хотелось показывать, как мне это необходимо. Но Жасмин ослепительно улыбнулась, её синие глаза засияли.
— Ты правда будешь мне писать? Сколько девчонок обещали мне переписываться! А на деле ответят раз-другой на мои письма, так постепенно дружба и угасает.
— Я не угасну. Буду себе светиться в уголочке.
— Моя бабушка пела такой псалом про горящую свечу, и там в конце было: «Ты в уголочке, я в другом». Я очень любила бабушку. Она смотрела за мной, когда я была совсем маленькая, а потом я одно время гостила у неё, когда Джонатан с Мирандой разошлись в первый раз. Она сажала меня на колени, так уютно обнимала и называла заинькой… Она была такая милая, хорошая! Я бы все на свете отдала, только бы её вернуть. Она умерла в прошлом году, я неделю проплакала.
У неё и сейчас были слезы на глазах. Одна слезинка перелилась через край и сбежала по щеке. Я осторожно вытерла её отворотом рукава.
— Спасибо, Фиалка. А твоя бабушка ещё жива?
— Да. Но лучше бы умерла, — сказала я.
Жасмин заморгала. От этого слезы снова потекли по щекам, но она сама их смахнула.
— Да ты что?!
— Я знаю, что нехорошо так говорить, но не могу удержаться. Не ужасайся так.
— Почему ты её ненавидишь?
— Это она выболтала Уиллу, что он приёмный. Я же рассказывала…
— Интересно, почему твои родители его усыновили?
— Не знаю. Дело не в том, что они не могли иметь своих детей, ведь у них же есть я.
— Наверное, они сначала думали, что не могут. А ты оказалась для них сюрпризом.
— Наверное. — Меня передёрнуло.
Жасмин засмеялась.
— Ты подумала о том, как они занимаются этим, да?
— Жасмин! Ну да, подумала. Как это получается, что ты все про меня знаешь? Например, с Марни и Терри мы сто лет дружили, но они ничего про меня не понимают.
— Так ведь твоя лучшая подруга — я, а не они. И мы с тобой договорились, проведём вместе всю субботу, да?
— Да, — пообещала я, хотя и подумала, что устроить это будет непросто. Обычно по субботам с утра мы с мамой отправлялись за покупками. Она любила под конец зайти в кафе у «Марка и Спенсера». Мы заказывали чай с кексом, и, радостно улыбаясь, она говорила: «Правда, весело?» Такие развлечения совсем не в моем вкусе, но я делала вид, что мне тоже нравится, чтобы не обижать маму.
Если в субботу папа был дома, то во второй половине дня мне тоже приходилось притворяться. Папа привык к тому, что с раннего детства я помогала ему мыть машину. Тогда мне на самом деле нравилось возиться с водопроводным шлангом и взбивать мыльную пену.
Изредка к нашим субботним походам по магазинам присоединялся и Уилл, но с ним то и дело возникали проблемы. Он начинал жонглировать апельсинами или балансировал башней из рулонов туалетной бумаги на голове, а то устраивал гонки с тележкой для покупок, в кафе же громко клянчил добавки и обливался чаем. Мама без конца делала ему замечания и пыталась задобрить подарками, чтобы он вёл себя хорошо. А папа просто злился. Однажды Уилл нарочно облил его водой из шланга, так папа окончательно вышел из себя и отдубасил его.