Потом репортеры один за другим принялись читать свои интервью. Дошла очередь и до нас с Оливером. Вначале Ивонна с Кайли, как всегда, принялись хихикать, но стоило только Оливеру дойти до описания жуткого кораблекрушения, как они примолкли. А Оливер, увлекшись, продолжал: как все до одного утонули — кроме меня, естественно, — как он пробрался ко мне в больницу и как я с величайшим трудом, преодолевая страшную боль в поврежденных легких, хриплым шепотом поведала ему свою трагическую историю. Угадайте, чем все закончилось?! Мисс Хилл, придя в восторг, объявила наше сочинение великолепным и вручила нам обоим по золотой звезде!
Это был первый раз, когда я получила за что-то золотую звезду.
— А все потому, что мисс Хилл сегодня весь день чуть не плачет от жалости к тебе, Дельфиниха! — прошипела Кайли. — Что там с тобой стряслось? Это все из-за твоей мамочки? Померла, что ли?
Я зажмурилась — перед моим мысленным взором встала Мэриголд. Вот она лежит на кровати в своей ночной рубашке, странно тихая, руки покойно сложены на груди, застывшее лицо похоже на маску. И глаза мои наполнились слезами.
— Кайли, ну как не стыдно говорить такие ужасные вещи?! — ахнула Ивонна. — Так это правда, Долфин?
— Прости, Долфин. Не плачь, — испугалась Кайли.
Они обе с тревогой покосились на мисс Хилл. Я поняла. Если она заметит, что я плачу, им обеим влетит по первое число.
Я вытерла глаза.
— Нет, она не умерла. Но она очень больна. Ее забрали в больницу, — объяснила я.
Они обе уставились на меня круглыми глазами. Потом Ивонна вдруг протянула ко мне руку и ободряюще погладила меня по плечу.
— Надеюсь, она скоро поправится, — прошептала она.
— Да, я тоже надеюсь. Я совсем не то хотела сказать. Наверное, я просто не подумала, — покаянно прошептала Кайли.
Конечно, это было здорово, что обе они сейчас едва не умирали от жалости ко мне, но я никак не могла выбросить из головы образ мертвой Мэриголд.
Я знала, что она как-то раз уже пыталась убить себя. Это было давно, когда она была моложе. У нее на запястье сохранились два шрама. Их было незаметно, потому что Мэриголд сделала поверх две татуировки — два ромбовидных бриллианта с расходящимися в разные стороны лучами, изображавшими сияние. Она всегда говорила, что мы со Стар для нее — как эти два бриллианта. Но теперь Стар бросила ее. А я сделала все, чтобы Мэриголд упрятали в психушку.
Едва дождавшись звонка, я кубарем скатилась по лестнице и выскочила из школы. Даже не стала ждать Оливера. Я рассчитывала бежать прямиком в больницу, но у ворот со своей коляской меня уже поджидала тетушка Джейн.
— Потише, потише, Долфин. — Она перехватила меня на бегу. — Куда это ты так несешься? Уж не собираешься ли удрать от нас?
— Да нет. Просто тороплюсь в больницу.
— Да, крошка, я тебя понимаю. Конечно, ты соскучилась по маме. Но звонил твой папа и обещал сам отвезти тебя к ней после чая.
Чуть не подпрыгнув от радости, я все же принялась спорить:
— Тетушка Джейн, ты не понимаешь — мне нужно увидеть ее как можно скорее. Прямо сейчас!
— Я все понимаю, детка, но и ты меня пойми — не могу же я отпустить тебя в такую даль совершенно одну! Я знаю, ты умница и вполне в состоянии сама найти туда дорогу, но мне поручили приглядывать за тобой, а это значит, что и мне придется тащиться туда вместе с коляской. И как, по-твоему, это будет выглядеть? А если малыши поднимут рев? Мы ведь их еще не кормили.
Мне пришлось согласиться.
Тут к нам подбежал Оливер, слегка задетый тем, что я вот так, без зазрения совести, бросила его одного, и в то же время страшно довольный возможностью познакомиться с тетушкой Джейн и малышами. Впрочем, он обращался с ними в точности, как со взрослыми. Выяснив, как отличить Мартина от Селины, и их обоих — от крошки Дэрила, он торжественно пожал каждому пухлую ручонку. Мартин уже начал капризничать, но сразу же замолчал, совершенно завороженный очками Оливера. А Дэрил довольно захихикал, когда Оливер пощекотал его под подбородком.
— Как ты здорово управляешься с малышами, дорогой, — улыбнулась тетушка Джейн. — Не хочешь проводить нас до дому? Поиграешь с ними немного, пока я быстренько управлюсь с готовкой.
— Правда? Нет, честно, тетушка Джейн? Значит, Оливеру можно прийти к нам на чай?!
— Конечно, можно. Если его мама не станет возражать.
— Еще как станет… — вздохнул Оливер. — Учитывая, что она еще не пришла в себя после вчерашнего. Я пока еще в немилости.
— Славный мальчик, — проводила его одобрительным кивком тетушка Джейн. — Твой близкий друг?
— Да, самый лучший. Знаешь, я собираюсь его подстричь.
— Правда, дорогая?
По ее тону было понятно, что она восприняла мои слова за шутку.
— Нет, ты зря — я здорово умею стричь, так что ты не думай. И к тому же у меня даже есть специальные парикмахерские ножницы. Ну… дома, конечно, не здесь. — Голос у меня дрогнул.
— Да уж, постричься бы ему не помешало.
— Ему здорово пойдет короткая стрижка. Под «ежик» или даже вообще налысо. Точно как у скинхеда! Ох, и круто ж он будет выглядеть!
— Знаешь, по-моему, лучше сначала спросить у его мамы, — посоветовала тетушка Джейн.
— А можно мне тогда забежать домой за ножницами?
— Конечно, дорогая. Выберем свободную минутку и обязательно заедем за ними.
— Если хочешь, я могу и тебя постричь, тетушка Джейн!
— Под скинхеда? — подмигнула мне тетушка Джейн.
Мы обе захохотали и двинулись к дому. Малыши получили свое молоко, сваренные «в мешочек» яйца и сандвичи с «Мермайтом». То же самое перепало и мне, только вот с «Мермайтом» получился конфуз. Приняв его за шоколадную пасту я густо намазала им хлеб и едва не задохнулась после первого же куска. Я кашляла как сумасшедшая, обливаясь слезами, но тетушка Джейн, наверное, обладала ангельским терпением, потому что не рассердилась на меня даже тогда, когда я выплюнула то, что у меня было во рту, прямо на тарелку. Она мигом намазала мне пару бутербродов с маслом и домашним клубничным джемом, который варила сама. Он был такой вкусный, что я их буквально проглотила. Поэтому тетушка Джейн сделала мне еще.
— Ты, наверное, считаешь, что я обжора, каких свет не видывал.
— Нет, детка, это здорово. Тебе нужно кушать побольше, а то ты такая худенькая, просто кожа да кости.
— Моя мама не очень-то любила готовить, даже когда не болела, — призналась я, на мгновение перестав жевать и глотать.
— Зато она наверняка умеет делать что-то другое, — сказала тетушка Джейн. — Она ведь артистическая натура. А твой папа считает, что она вообще необыкновенная.
Я задумчиво куснула заусенец.