– Ты видела, как на прошлой неделе турнули Элоизу? – спросила Мадлен.
Это она сказала бы и раньше, поэтому сказала сейчас.
– Я не смотрю «Следующую топ-модель Америки», – вздохнула Абигейл. – А смотрю «Эмнести интернэшнл». Читаю про нарушение прав человека.
– О-о, боже правый, – только и сказала Мадлен.
– Бонни и ее мама – обе члены «Эмнести интернэшнл», – пояснила Абигейл.
– А то как же, – пробормотала Мадлен.
«Наверное, так себя чувствует Дженнифер Энистон, – подумала Мадлен, – когда слышит об очередной сироте, усыновленной Анджелиной и Брэдом».
– Что?
– Здорово! – жизнерадостно сказала Мадлен. – Эд, наверное, тоже. Мы каждый год вносим пожертвования.
О господи, прислушайся к себе! Хватит соперничества! А правда ли это? Возможно, Эд прекратил свое членство.
Они с Эдом изо всех сил стараются быть хорошими людьми. Она покупает лотерейные билеты на благотворительность, дает деньги уличным музыкантам, всегда спонсирует надоедливых подруг, которые участвуют в очередном марафоне, имеющем некую достойную цель, даже если истинная цель – поддержание у них хорошей формы. Когда дети подрастут, она предполагает заняться какой-нибудь волонтерской работой, как когда-то ее мать. Этого вполне достаточно, так ведь? Для занятой работающей матери? Как смеет Бонни заставлять ее сомневаться в каждом принятом ею решении?
По словам Абигейл, Бонни недавно решила, что у них не будет больше детей. Мадлен не стала спрашивать почему, хотя ей было интересно узнать. Поэтому Бонни пожертвовала в приют для женщин, подвергшихся насилию, две детские коляски, кроватку, пеленальный столик и детскую одежду. «Ну разве это не удивительно, мама? – со вздохом спросила тогда Абигейл. – Другие люди продали бы это барахло». Мадлен недавно продала через интернет-магазин старые детские платья Хлои. Потом с энтузиазмом потратила эти деньги на пару новых дизайнерских сапог, купленных за полцены.
– Ну, так о чем ты читаешь?
Надо ли знать четырнадцатилетней девочке о жестокости этого мира? Наверное, ей это было любопытно. Бонни воспитывала в Абигейл общественное сознание, в то время как Мадлен заботилась лишь о бренном теле. Она вспомнила слова бедной Джейн о том, что общество одержимо идеей красоты. Мадлен представила себе, как Абигейл заходит в гостиничный номер с незнакомцем, который делает с ней то, что тот мужчина сделал с Джейн. В ней закипела ярость. Она вообразила, как хватает его за волосы сзади и снова и снова бьет лицом по какой-нибудь бетонной поверхности до тех пор, пока оно не превращается в кровавое месиво. Боже правый. Она смотрит слишком много передач со сценами насилия.
– О чем читаешь, Абигейл? – повторила Мадлен, с неудовольствием заметив нотку раздражения в своем голосе.
Разве у нее снова предменструальный синдром? Нет. Время еще не подошло. Дело не в этом. Просто теперь у нее постоянно бывает плохое настроение.
Абигейл вздохнула, не поднимая глаз от монитора.
– Браки несовершеннолетних и сексуальное рабство, – ответила она.
– Но это ужасно, – сказала Мадлен. Потом немного помолчала. – Наверное, не надо… – Она умолкла.
Она хотела сказать что-то вроде: «Не надо, чтобы тебя это огорчало». Это были бы ужасные слова – именно те самые слова, которые могла произнести пользующаяся привилегиями легкомысленная белая женщина. Женщина, находящая чересчур большое удовольствие в паре новых туфель или флаконе духов. Что бы сказала Бонни? «Давай вместе медитировать, Абигейл. Ом шанти». Вот. Опять ее поверхностность. Высмеивание медитаций. Каким образом медитация может кому-то помешать?
– Им бы в куклы играть, – сказала Абигейл хриплым от негодования голосом. – Вместо этого они работают в борделях.
Тебе тоже надо бы играть в куклы, подумала Мадлен, или по меньшей мере с косметикой.
Мадлен испытала приступ праведного гнева к Натану и Бонни, потому что, по сути дела, Абигейл была еще слишком юной и чувствительной для восприятия знаний о торговле людьми. Ее чувства отличались горячностью и необузданностью. Она унаследовала от Мадлен вспыльчивость, но в душе была гораздо мягче матери. Абигейл была способна на сильное сопереживание, хотя, разумеется, это сопереживание не было направлено на Мадлен, или Эда, или Хлою, или Фреда.
Мадлен вспомнила тот случай, когда Абигейл было пять или шесть и она очень гордилась тем, что научилась читать. Мадлен нашла ее сидящей за кухонным столом. Шевеля губами, девочка с выражением неподдельного ужаса и недоверия старательно читала заголовок на первой странице газеты. Теперь Мадлен не могла припомнить, о чем была статья. Убийство, смерть, стихийное бедствие. Нет. Она фактически вспомнила. Статья рассказывала о маленькой девочке, похищенной из постели в начале восьмидесятых. Ее тело так никогда и не нашли. В то время Абигейл еще верила в Санта-Клауса. «Это неправда, – поспешно произнесла Мадлен, выхватив газету у дочери и поклявшись себе никогда не оставлять такие вещи в пределах доступности. – Это все придумано».
Натан об этом не знал, потому что его с ними не было.
Хлоя и Фред совершенно другие создания. Гораздо более жизнерадостные. Ее милые смышленые дикари-потребители.
– Я собираюсь что-нибудь предпринять в этом направлении, – заявила Абигейл, прокручивая экран.
– Правда? – спросила Мадлен. «Ну, в Пакистан ты не поедешь, если задумала именно это. Останешься здесь и будешь смотреть „Следующую топ-модель Америки“, юная леди». – Что ты имеешь в виду? Письмо? – Мадлен просияла. У нее диплом по маркетингу, и она умеет писать деловые письма гораздо лучше Бонни. – Могу помочь тебе написать письмо члену парламента с петицией по поводу…
– Нет, – насмешливо перебила ее Абигейл. – Этим ничего не добьешься. У меня есть идея.
– Какая идея? – спросила Мадлен.
Впоследствии она спрашивала себя, стала ли бы Абигейл отвечать ей правдиво и смогла бы она остановить это безумие, прежде чем оно началось, но в тот момент послышался стук в дверь, и Абигейл захлопнула ноутбук.
– Это папа, – вставая, сказала она.
– Но еще только четыре, – запротестовала Мадлен. Она тоже встала. – Я думала, отвезу тебя в пять.
– Мы едем на ужин к матери Бонни, – сообщила Абигейл.
– К матери Бонни, – повторила Мадлен.
– Не драматизируй, мама.
– Я ни слова не сказала, – откликнулась Мадлен. – Я не сказала даже, что ты уже несколько недель не виделась с моей матерью.
– Бабушка очень занята общественной жизнью и этого даже не замечает, – веско произнесла Абигейл.
– Приехал папа Абигейл! – завопил Фред с лужайки перед домом.
– Привет, дружище!
Мадлен услышала слова Натана, обращенные к Фреду. Иногда даже звук голоса Натана поднимал в ней волну глубоко запрятанных воспоминаний: предательство, негодование, гнев и смущение. Он просто ушел. Просто взял и бросил нас, Абигейл. И я не могла в это поверить, просто не могла. В ту ночь ты кричала и кричала тем нескончаемым криком новорожденных, который…