Услышав, как Мадлен подражает тихому мелодичному голосу, Джейн рассмеялась.
– Не исключено, что ты подружишься с Бонни, – сказала Мадлен. – Ее невозможно ненавидеть. Я здорово умею ненавидеть, но даже мне это сложно. Мне и в самом деле приходится вкладывать в это всю душу. – Она вновь поправила лед на лодыжке. – Когда Бонни узнает о моей лодыжке, то принесет мне угощение. Она пользуется любым предлогом, чтобы принести мне домашней еды. Вероятно, потому, что Натан сказал ей, что я ужасная стряпуха, и она хочет что-то доказать. Хотя самое противное в Бонни то, что она, пожалуй, ничего никому не доказывает. Просто она до одури мила. Мне захочется выбросить ее стряпню в мусорное ведро, но у нее все чертовски вкусное. Мой муж и дети убили бы меня за это. – Но тут выражение лица Мадлен изменилось. Просияв, она помахала кому-то. – О-о! Наконец-то пришла! Селеста! Иди сюда! Посмотри, что я натворила!
Джейн подняла глаза, и сердце у нее упало.
Не стоит придавать этому значения. Она знала, не стоит придавать этому значения. Но тот факт, что некоторые люди так непозволительно, до обидного красивы, заставляет стыдиться себя. Всему свету напоказ выставлять собственную неполноценность. Вот как должна выглядеть женщина. Именно так. Она права, а Джейн – нет.
«Ах ты, жирная, безобразная девчонка», – настойчиво бубнил ей в ухо голос, обдавая запахом перегара.
Вздрогнув, она постаралась улыбнуться направляющейся к ним жутко красивой женщине.
* * *
Теа. Полагаю, вам уже говорили, что Бонни замужем за бывшим мужем Мадлен, Натаном? В этом сложность. Возможно, вы захотите это расследовать. Я, разумеется, не собираюсь учить вас, как работать.
Бонни. Это никак не относится к делу. У нас вполне приятельские отношения. Только этим утром я оставила у них на крыльце вегетарианскую лазанью для ее бедного мужа.
Габриэль. Я была в этой школе новичком. Не знала там ни души. «О, в нашей школе все такие сплоченные», – сказала мне директриса. Все это вздор. Знаете, первое, что я заметила, придя на игровую площадку в тот ознакомительный день, – это разделение родителей на группы. Группки, группки, группки. Неудивительно, что все закончилось чьей-то смертью. Ну ладно, это преувеличение. Я, конечно, немного удивилась.
Селеста толкнула стеклянную дверь «Блю блюз» и сразу увидела Мадлен. Та сидела за столом с невысокой худощавой девушкой, одетой в голубую джинсовую юбку и простую белую футболку. Селеста не знала эту девушку. На миг она испытала недовольство. «Только мы с тобой», – говорила перед встречей Мадлен.
Селесте пришлось пересматривать утренние ожидания. Она сделала глубокий вдох. В последнее время она стала замечать, что во время разговора с людьми в компании с ней происходит что-то странное. Она не вполне понимала, как себя вести. Иногда ловила себя на мысли: «Я слишком громко рассмеялась? Не засмеялась вовремя? Повторяюсь?»
Почему-то, когда они были вдвоем с Мадлен, все было хорошо и ничто ее не травмировало. Наверное, потому, что они уже давно знакомы.
Может быть, ей нужно какое-то укрепляющее средство. Так сказала бы ее бабушка. Какого рода укрепляющее средство?
Селеста стала пробираться к ним между столиками. Поглощенные разговором, они пока не замечали ее. Она хорошо рассмотрела профиль девушки. Слишком молодая для школьной мамочки. Няня или au pair [1] . Вероятно, au pair. Может быть, из Европы? Не очень сильна в английском? Это объяснило бы ее несколько напряженную позу. Конечно, может быть, она не имеет к школе никакого отношения. Мадлен с легкостью вращалась в смежных социальных кругах, по ходу дела приобретая пожизненных друзей и пожизненных врагов – последних, пожалуй, больше. Она упивалась конфликтами и любила дать волю гневу.
Мадлен увидела Селесту, и лицо ее осветилось. Одной из приятных черт Мадлен было то, как менялось ее лицо при виде вас, словно вы единственный на свете человек, которого она рада видеть.
– Привет новорожденной! – выкрикнула Селеста.
Собеседница Мадлен обернулась. Ее каштановые волосы были гладко зачесаны назад, словно она служит в армии или полиции.
– Мадлен, что случилось? – спросила Селеста, подойдя ближе и увидев ногу Мадлен на стуле.
Она вежливо улыбнулась девушке, которая в ответ сжалась, словно Селеста не улыбнулась, а усмехнулась. Господи, она ведь улыбнулась ей, да?
– Это Джейн, – сказала Мадлен. – Она помогла мне, когда я подвернула ногу, пытаясь спасти молодые жизни. Джейн, это Селеста.
– Привет, – сказала Джейн.
Кожа на лице Джейн казалась какой-то незащищенной и грубой, как будто ее только что скребли щеткой. Незаметно двигая челюстями, словно стараясь скрыть это, она жевала жвачку.
– Джейн – новая мама подготовительного класса, – сказала Мадлен, когда Селеста села. – Как и ты. Так что мне предстоит познакомить вас обеих со школьной политикой в Пирриви. Это минное поле, девочки. Говорю вам, минное поле.
– Школьной политикой? – Нахмурившись, Джейн обеими руками еще крепче затянула конский хвост. – Я не буду участвовать в школьной политике.
– Я тоже, – согласилась Селеста.
Джейн всегда будет помнить, как в тот день опрометчиво искушала судьбу. «Я не буду участвовать в школьной политике», – сказала она. Кто-то наверху услышал это, и ему не понравилось ее отношение. Чересчур самоуверенно. «Мы займемся этим», – сказал некто, откинувшись на стуле и от души рассмеявшись.
Селеста подарила Мадлен комплект бокалов для шампанского из уотерфордского хрусталя.
– О господи, какая прелесть! Они восхитительны! – воскликнула Мадлен. Осторожно вынув один бокал из коробки, она поднесла его к свету, восхищаясь изысканной формой и рядами крошечных лун. – Наверное, ты потратила на них целое состояние.
Она едва не сказала: «Слава богу, ты такая богатая, дорогая», но вовремя остановилась. Будь они вдвоем, могла бы и сказать, но, очевидно, Джейн, молодая мать-одиночка, малообеспечена. Кроме того, говорить о деньгах в компании невежливо. Конечно, она это знала. Словно защищаясь, она мысленно сказала это мужу, который всегда напоминал ей о социальных нормах, которые она стремилась нарушить.
Почему им всем приходится деликатничать с темой денег Селесты? Словно богатство – сложный медицинский случай. То же самое относилось к красоте Селесты. Незнакомые люди бросали на Селесту взгляды украдкой, как на безрукую или безногую калеку. Если же Мадлен говорила что-то о внешности Селесты, та ужасно смущалась. «Ш-ш-ш», – говорила она, в страхе оглядываясь по сторонам – не слышал ли кто. Каждый хочет быть богатым и красивым, но по-настоящему богатым и красивым приходится притворяться, что они такие же, как все. Ах, этот чудной старый мир!