Эд откашлялся.

– Отец Бонни отличался буйным нравом, – без предисловий начал Натан. – Весьма буйным. Наверное, я не знаю и половины того, что он вытворял. Не с Бонни. С ее мамой. Но Бонни и ее младшая сестра все это видели. У них было очень тяжелое детство.

– Не думаю, что мне следует… – начал Эд.

– Я не был знаком с ее отцом, – продолжал Натан. – Он умер от сердечного приступа до моего знакомства с Бонни. Как бы то ни было, Бонни… Ну, один психиатр диагностировал у нее посттравматический стресс. В основном она чувствует себя хорошо, но у нее бывают ужасные ночные кошмары и, гм, по временам некоторые сложности.

Выдав все секреты своего трудного, как поняла теперь Мадлен, брака, он уставился пустыми глазами мимо Мадлен на стену за ее головой.

– Ты не обязан рассказывать нам все это, – сказала Мадлен.

– Она хороший человек, Мэдди, – с каким-то отчаянием произнес Натан.

Он не смотрел на Эда. Глаза его остановились на Мадлен. Он взывал к их истории. Взывал к воспоминаниям о прошлой любви. И хотя он бросил ее, но просил забыть об этом и вспомнить те дни, когда они были без ума друг от друга, когда просыпались с блаженными улыбками. Это был бред, но она понимала, что он просит именно об этом. Он просил поддержки у двадцатилетней Мадлен.

– Она чудесная мать, – сказал Натан. – Самая хорошая. И уверяю тебя, она совсем не хотела, чтобы Перри выпал с балкона, просто, когда она увидела, что он ударил Селесту…

– Что-то замкнулось, – закончила фразу Мадлен.

Мысленным взором она увидела, как Перри элегантно отводит назад натренированную руку. Услышала гортанный голос Бонни. Она вдруг поняла, как много степеней зла существует на свете. Маленькое зло, как ее собственные язвительные слова. Или то зло, когда ребенка не приглашают на день рождения. Зло покрупней, когда бросают жену с новорожденным ребенком или спят с няней дочери. И еще тот сорт зла, с которым Мадлен не доводилось сталкиваться, – проявление жестокости и насилия в гостиничных номерах и загородных домах; торговля маленькими девочками, наносящая непоправимый ущерб невинным душам.

– Знаю, ты мне ничего не должна, – сказал Натан, – поскольку я поступил с тобой совершенно непростительно, когда Абигейл была младенцем, и…

– Натан, – прервала его Мадлен.

Все это было безумием и не имело смысла, потому что она не простила его и не собиралась прощать. До конца дней он будет сводить ее с ума, и однажды он поведет Абигейл по проходу в церкви, и она будет всю дорогу скрежетать зубами, но он все-таки часть ее семьи, и ему отведено место на куске картона с изображением ее генеалогического древа.

Как было втолковать Эду, что ей совсем не нравится Бонни, что она не понимает ее, но готова лгать ради нее точно так же, как не задумываясь солжет ради Эда, своих детей и матери. И каким бы странным и невероятным это ни казалось, но получалось, что Бонни тоже ее семья.

– Мы не собираемся ничего говорить полиции, – сказала Мадлен. – Мы не видели, что произошло. Ничего не видели.

Эд встал, заскрипев стулом, и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

* * *

Сержант уголовной полиции Эдриан Куинлан. Кто-то замалчивает правду о том, что произошло на балконе.

Глава 79

Уполицейского был вид молодого симпатичного папаши из провинции, но в усталых зеленых глазах угадывались искушенность и проницательность. Он сидел у больничной кровати Джейн с ручкой и желтым блокнотом.

– Позвольте уточнить. Вы стояли на балконе, но смотрели в зал?

– Да, – ответила Джейн. – Из-за этого шума. Люди бросались разными предметами.

– А потом вы услышали крик Селесты Уайт?

– Думаю, да, – сказала Джейн. – Все это сбивало с толку. Была ужасная неразбериха. И эти коктейли с шампанским.

– Да, – вздохнул полицейский. – Эти коктейли с шампанским. Я уже много о них наслышан.

– Все здорово напились, – сказала Джейн.

– Где вы стояли по отношению к Перри Уайту?

– Гм, пожалуй, где-то сбоку.

Медсестра сказала, что скоро ее отвезут на рентген. Родители с Зигги должны были сейчас приехать. Она взглянула на дверь палаты, желая только того, чтобы кто-нибудь пришел и спас ее от этого разговора.

– А какие отношения были у вас с Перри? Вы были друзьями?

Джейн вспомнила о том моменте, когда он снял парик и стал Саксоном Бэнксом. Ей так и не доведется рассказать ему, что у него есть сын по имени Зигги, который любит тыкву. Она не дождется от него извинения. И она ради этого приехала в Пирриви? Потому что хотела от него раскаяния? И думала, что добьется раскаяния?

Она закрыла глаза.

– Вчера мы только познакомились, и меня ему представили.

– Мне кажется, вы лжете, – сказал полицейский, положив блокнот. Джейн вздрогнула, услышав в его голосе новые нотки – неумолимость, тяжесть и силу ударяющего молотка. – Вы лжете?

Глава 80

Ктебе пришла какая-то женщина, – сказала мать Селесты.

Селеста подняла глаза. Она сидела на диване с сыновьями, которые смотрели мультики, уютно привалившись к ней с двух сторон. Ей совсем не хотелось шевелиться.

Она не знала, о чем думают дети. Когда она сказала им об отце, они расплакались, но, может быть, они плакали оттого, что Перри обещал утром взять их на рыбалку к скалам, но этого не случилось.

– Почему папа не полетел? – прошептал Джош. – Когда упал с балкона? Почему он не полетел?

– Я знал, что он не умеет летать, – обиженно произнес Макс. – Я знал, он все выдумывает.

Она догадывалась, что сейчас они так же озадачены и потрясены, как и она, и что единственной реальной вещью им кажутся яркие мелькающие цвета персонажей мультика.

– Это не очередная журналистка, нет? – спросила Селеста.

– Ее зовут Бонни, – ответила мать. – Говорит, она одна из школьных мам и хочет буквально на несколько минут видеть тебя. Говорит, это важно. Она принесла вот это. – Мать подняла блюдо. – Она сказала, это вегетарианская лазанья.

Мать изогнула бровь, показывая свое отношение к вегетарианской лазанье.

Осторожно отодвинув мальчиков, Селеста встала. Они что-то недовольно пробурчали, но не оторвали глаз от телевизора.

Бонни дожидалась ее в гостиной. Она стояла совершенно неподвижно, глядя на океан. На спину с йоговской осанкой ей падала длинная белокурая коса. Селеста остановилась в дверях, на миг задержав на ней взгляд. Это была женщина, виновная в смерти ее мужа.

Бонни медленно повернулась с печальной улыбкой:

– Селеста.

Невозможно было себе представить, что эта тихая женщина со светящейся кожей кричит: «Мы видим! Мы видим, черт бы вас побрал!» Невозможно было себе представить, что она ругается.