– И пальцы тоже раздвиньте шире! В первого же, кто шевельнется, стреляю!
Такое сам не придумаешь. Широко раздвинутые пальцы – это штука, которую надо знать. И все же, несмотря на дельные советы, которые он, скорее всего, получил, его техника исполнения оставалась техникой новичка. Кстати, он осознал это, когда решил приступить к обыску вновь прибывших: все повалились на пол как попало, и он не мог одновременно тщательно обыскивать человека и держать всех остальных в поле зрения. В этом главная проблема одинокого стрелка. В техническом плане работа в одиночку требует большой организованности, большой предусмотрительности, и если какую-то деталь вы упустили, то будьте уверены, что именно здесь возникнут проблемы. К тому же у мсье Деламбра был неподходящий менталитет. Он постоянно выкрикивал что-то вроде: «Не двигаться! Первого, кто дернется, убью!» Внутренне его мучила неуверенность. Во всяком случае, это то, что я ощутил, когда он был надо мной и ощупывал меня. Его движения не были достаточно неловкими, чтобы дать мне разумный повод перейти к действию, но они не отличались должной систематичностью и точностью. Этот человек мог совершить ошибки, и я даже был уверен, что он их в скором времени совершит. Лежа посреди комнаты, как самый обычный посетитель супермаркета в момент налета, я решил, что, если придет мой черед, я не оставлю ему ни одного шанса.
Возможно, он это знал, но никогда мсье Деламбр не был так близок к своей смерти.
Во время обыска, даже если его положение было не самым выгодным, у него было одно преимущество: он знал, что искал. Главным образом – мобильные телефоны. По одному на человека. А заодно и часы – чтобы лишить нас возможности ориентироваться во времени. Поэтому он без труда обчистил нас и сложил все в ящик, вытащенный из письменного стола.
Потом он дошел до окон, опустил внутренние шторы и приступил к следующему этапу, перетасовывая зал.
– Вы! – закричал он в направлении мсье Кузена. – Да, вы, там! Встаньте, руки держать ПОДНЯТЫМИ, и идите туда! ШЕВЕЛИТЕСЬ!
Он кричал все время, но в некоторые моменты просто вопил. Трудно сказать, было ли это предвестием паники, или же он продолжал заполнять звуковое пространство, чтобы не давать нам думать. Проблема в том, что это не давало подумать и ему. Я был одним из первых, кто должен был встать по его команде, и смог на мгновение его увидеть: он был крайне возбужден. Именно поэтому мы интуитивно передвигались бегом: он был так нетерпелив, так готов взорваться… Чувствовалось, что он способен совершить любую оплошность или принять любое убийственное решение.
Когда пересказываешь события, как я это делаю сейчас, все кажется замедленным. Описываешь каждый жест, каждое намерение, но, в сущности, все происходило очень быстро. Так быстро, что я не успел задать себе фундаментальный вопрос: а зачем мсье Деламбр все это делает? Чего он добивается? Почему работник, вызванный для прохождения тестирования при найме на службу, взял в заложники своих будущих боссов, используя настоящие патроны? За всем этим скрывался смысл, который на данный момент от меня ускользал, и я подумал, что самое лучшее – подождать, пока происходящее не прояснится.
Итак, он поднял нас одного за другим и указал каждому его место. После чего велел нам упереться руками в пол и сесть сверху, на ладони, спиной к перегородке. Подходящий случай действовать представится не скоро, потому что эта поза одна из самых неудобных с точки зрения возможных перемещений. Я сам много раз использовал ее во время операций…
Он не продумал свой план во всех подробностях, потому что часто указывал на кого-нибудь и бросал: «Туда!» – а потом передумывал: «Нет, туда!..» Очень тревожный признак.
Но в конце концов все заняли свои места.
Не знаю, такого ли результата он желал добиться, но логический порядок был. Справа от него расположились люди из «Эксиаль-Европы»: мадам Камберлин, мадемуазель Тран, мсье Кузен, мсье Люсей и мсье Гено (которому хватило времени натянуть брюки и накинуть пиджак от костюма). Слева – моя команда: Мурад, Ясмин, Кадер, мсье Ренар и я сам, и, наконец, посредине, одни, словно зажатые в тиски между двумя группами, мсье Дорфман и мсье Лакост. Результат, хоть и импровизированный, производил сильное впечатление: двое мужчин сразу же стали походить на обвиняемых, представших перед судом. Кстати, они и сами это почувствовали: оба сильно побледнели. Особенно заметна была бледность мсье Лакоста, с его загорелой кожей, – результат занятий зимними видами спорта, без сомнения.
В подобных случаях, вопреки расхожему мнению, плачут громче и сильнее вовсе не женщины. Мсье Гено, например, уже выплакал все свои слезы и упорно глядел в пол, в собственную промежность, запахивая полы пиджака. Зато ему на смену пришел мсье Люсей, который тихонько хныкал, как щенок, боящийся, что его побьют. Мадам Камберлин плакала молча, что оказалось губительным для ее макияжа: черные подтеки покрывали скулы и только на верхней губе еще виднелись остатки помады. На женщине под пятьдесят это смотрелось довольно мерзко. Что до мадемуазель Тран, она была бледна и словно постарела лет на десять за несколько минут, даже волосы примялись. Я часто замечал это. В экстремальных ситуациях люди мгновенно отказываются от всего, что составляло их внешний облик, потому что в счет идет только их жизнь, и обычно они становятся довольно уродливыми.
Но самое сильное впечатление производил мсье Кузен. В обычном состоянии его крайняя худоба сама по себе была поразительна, но в данных обстоятельствах он держался неестественно прямо, как пасхальная свеча, а его соколиный взгляд, казалось, пронзал все препятствия. В отличие от прочих, которые были готовы, если потребуется, пожертвовать собственным достоинством ради сохранения жизни, он смотрел на мсье Деламбра как на личного врага – не моргая, не отводя глаз, как если бы они были на равных, и подчинялся приказам мсье Деламбра движениями, в которых сквозило молчаливое, но категорическое сопротивление. Остальные старались сделаться совсем маленькими и двигались как можно меньше.
Больше всего было слышно мсье Люсея, который мучительно постанывал, и мсье Ренара, нашего актера, который выглядел так, как если бы старался просочиться сквозь ковер, и, без всякого сомнения, переживал худшие минуты своей карьеры.
На полминуты воцарилась тишина.
Мсье Дорфман, хозяин «Эксиаль», ничем не выдавал своих эмоций. Как я уже говорил, этот человек отличался огромным хладнокровием.
Мсье Лакост, мой заказчик, только-только начал приходить в себя. Он глянул на меня, вопросительно изогнув бровь. И готов был вмешаться. Я сделал ему знак, что беру это на себя. Помимо того что это входило в круг моих обязанностей как организатора операции, я еще и был именно тем, кто обладал самым богатым опытом в данной области. Я вопросительно глянул на Ясмин, потому что она тоже занималась психологией кризисных ситуаций. Та послала мне взгляд, в котором читалось сомнение: трудно было составить определенное мнение. Я подумал, что могу приступить. Выждал момент, когда мсье Деламбр остановился передохнуть, и попытался установить первый контакт:
– Чего вы хотите, мсье Деламбр?