Думаю, я сумею им воспользоваться.
Но действовать придется очень быстро.
Зайдя в бокс, я понимаю, как смогу все сделать: сильно толкнуть его, придавить плечом. Использовать руку с действующими пальцами.
Люси тоже не спала. Николь – не больше нас обоих. И Матильда.
Шарль в растерянности. Я нахожу, что серьезность, когда он нервничает, ему к лицу. Он наклоняет голову, глядя на меня, как будто моя судьба глубоко его тронула. Как хочется попрощаться с Шарлем.
Фонтана в глубине зала сохраняет ясность глаз и гибкость походки. Сфинкс.
Люси первым делом наклоняется ко мне и говорит:
– Прости. За вчерашнее… Знаешь, я просто не могла говорить… Мне так жаль.
У меня еще стоит в ушах ее измученный голос. Я жму ей руку, целую пальцы. Она чувствует, как я напряжен, говорит какие-то милые слова, которые я не слушаю.
Полицейский, охраняющий мой бокс, куда выше и мощнее вчерашнего. Квадратное лицо. Будет сложно. Но осуществимо.
Я усаживаюсь в своем боксе чуть в глубине. Ноги должны послужить мне хорошим рычагом.
Меньше чем за пять секунд я смогу завладеть его оружием.
Присяжные возвращаются. Сейчас 11 часов.
Торжественная тишина. Председательствующий начинает. Слова текут, цепляясь друг за друга. Звучат вопросы. Один из присяжных встает и отвечает.
Нет. Да. Нет.
Предумышленно. Да.
Смягчающие обстоятельства. Да.
Вердикт. Ален Деламбр приговаривается к пяти годам лишения свободы условно, из которых 18 месяцев в заключении.
Шок.
Я провел шестнадцать месяцев в камере предварительного заключения.
С учетом смягчения наказания я свободен.
Волнение лишает меня сил.
Зал аплодирует. Председательствующий требует тишины, но закрывает заседание.
Люси с воплем кидается в мои объятия.
Фотографы бросаются к нам.
Я начинаю плакать. Николь и Матильда почти сразу подбегают, и все четверо мы превращаемся в одно переплетение рук. Мы прижимаемся друг к другу. Рыдания душат нас.
Я вытираю слезы. Я бы перецеловал всю землю.
Там, в глубине зала, все толкаются. И кричат, но я не различаю слов.
В нескольких метрах от меня Шарль, встав, поднимает левую руку и посылает мне робкий знак соучастника.
Чуть подальше Фонтана, в окружении двух своих сотоварищей, впервые искренне улыбается мне. У него губы хищника. Он поднимает вверх большой палец.
Откровенное восхищение.
Только у моего издателя слегка недовольный вид: хороший тюремный срок взвинтил бы продажи.
Полицейские оттаскивают меня назад. Не знаю почему, все это так неожиданно.
– Еще формальности, папа, это ничего!
Я должен вернуться в следственный изолятор для официального освобождения из-под стражи. Мне должны вернуть мои вещи.
Люси еще раз обнимает меня. Матильда держит меня за руки. Николь прижалась к моей спине, обхватила руками за талию, ее щека на моем плече.
Полицейские снова тянут меня назад. Не грубо. Нужно соблюдать правила. Освободить зал.
Мы с дочерьми говорим друг другу глупые слова, говорим «люблю тебя». Я беру лицо Люси в обе ладони. Ищу слова. Люси звучно целует меня в нос. Говорит: «Папа».
Это заключительное слово.
Нашим рукам приходится разъединиться, пальцам – расцепиться. Только Николь по-прежнему прижимается ко мне.
– Ну же, мадам, – говорит полицейский.
– Все закончилось, – говорит мне Николь, яростно целуя в губы.
Она отрывается от меня с плачем. И в то же время смеется.
Мне так хотелось бы уйти с ней прямо сейчас. Но уже скоро. Очень скоро – Николь, мои дочери, жизнь, всё.
Матильда говорит мне: «До вечера». Люси делает знак, что да. Конечно, она тоже будет. Сегодня вечером, все вместе.
Надо уходить. Обмениваемся последними знаками. Обещаем друг другу тысячи разных вещей.
С другого конца зала Фонтана улыбается мне и делает микроскопическое движение головой.
Его послание яснее ясного: «До самой скорой встречи».
Я прихожу в себя в машине, которая везет меня в следственный изолятор. Новость уже облетела тюрьму. Я слышу, как стучат алюминиевыми мисками о решетки. Поздравления. Какие-то крики. Вернуться сюда, зная, что я человек свободный, почти приятно.
Старший прапорщик Мориссе на дежурстве. Он зашел повидаться и поздравить. Мы желаем друг другу удачи.
– И не забудьте, старший прапорщик: проблематика должна содержаться в самом вступлении, а не после!
Он улыбается мне. Мы жмем друг другу руки.
Я в последний раз захожу в свою камеру. Последний раз писаю в парашу. Все в последний раз.
Шестнадцать месяцев за решеткой.
Что мне останется от них?
Я стараюсь представить себе завтрашний день. Мои дочери. Я снова начинаю плакать, но это хорошие слезы. Пальцы возвращают меня к действительности.
Некоторые из них еще не гнутся, как раньше: указательный палец на левой руке, средний палец на правой.
Тюремная канцелярия. Моя одежда нормального человека. Слегка поблекшая, та, в которой я был во время захвата заложников. Освобождение из-под стражи. Подписи под разными бумагами, мне выдают какие-то документы, которые я сую в карман, даже не взглянув на них. Двери открываются и закрываются. Всё так долго и медленно. Надо немного подождать. Я сижу на скамье.
Загибая свои переломанные пальцы, я замечаю, что подвожу итог. Мало-помалу меня охватывает горечь.
Постарел за год лет на десять.
Разорил Матильду.
Измучил Люси.
Потерял зятя.
Продал квартиру.
Гонорар за книгу потрачен на процесс.
Пенсия за горами.
Закончу жизнь в унылой крошечной квартирке.
Безработица.
Возвращение на исходные позиции.
В этой истории я все потерял.
Непреодолимо.
Прошедшей ночью я ни о чем так не мечтал, как выйти на свободу. Теперь, когда я на свободе, я вижу, что этого мне недостаточно.
Теперь нужно отдать деньги, вернуть этим организованным преступникам то немногое, что мне удалось заполучить.
Значит, я все потерял? Не могу с этим смириться.