Он не отвечал. Единственным звуком было его дыхание: неглубокое, прерывистое. Главное, у него работали легкие.
Подбежали санитары «скорой», таща носилки, стойку с капельницей и сумку с медикаментами. Не обращая внимания на Кэт, они уложили раненого на носилки и понесли к машине. Кэт вышла из склада, слушая завывания ветра и вой сирены отъезжающей «скорой».
– Ты должен жить, – прошептала Кэт. – Потому что я тебя люблю.
Где-то рядом послышались шаги. Обернувшись, она увидела Лу Сайкса с одеялом в руках.
– Синий не лучший цвет для губ, – сказал он, набрасывая одеяло ей на плечи. – Как чувствуешь себя, Новак?
– Мне… холодно. – Она вздрогнула. – Он спас мне жизнь.
Она плакала, не в силах остановиться.
– Я знаю, – тихо сказал Сайкс.
– А я ему не верила. Боялась поверить…
– Еще не все потеряно.
Кэт вытерла слезы. Лицо Сайкса было мокрым от дождя. Он улыбался. Вспомнилось, как Адам советовал ей не встревать в это дело. Преступников должна ловить полиция. Хороший совет.
– Отвези меня в больницу, – попросила она Сайкса.
– Прямо сейчас? В таком виде?
– Да, прямо сейчас и в таком виде. – Кэт забралась в салон. – Хочу быть рядом, когда он очнется.
Она была рядом, когда Адама вывезли из операционной. Всю ночь она просидела у его постели. Кто-то приходил и уходил, а Кэт осталась. Наступило утро. Адаму ввели снотворное, и потому он еще не проснулся. Пуля пробила ему левое легкое, чуть задев область перикарда и разминувшись с желудочком менее чем на полдюйма. Адам потерял много крови. Из его груди торчали пластиковые трубки (как-никак коллапс легкого), но врачи говорили, что ему повезло.
В десять утра приехал Сайкс и рассказал Кэт последние новости. Рэтчет получил сильные фосфорные ожоги груди, но до суда поправится. А отвечать ему придется за три убийства и за попытку расправиться с Кэт и Адамом. Эд Новак созвал пресс-конференцию и распинался перед журналистами, рассказывая, что у него уже давно возникли сомнения по поводу странной гибели Бена Фуллера. Словом, только его прокурорская бдительность позволила изобличить такое чудовище, как Рэтчет. Эд благополучно выпутался из этой истории, но Кэт было все равно. Если избиратели Альбиона проголосуют за Эда Новака и мэра Сэмпсона, значит они заслуживают, чтобы ими управляла посредственность.
В полдень в дверь палаты постучали. Это была Мэв. Она не торопилась входить в палату и стояла в проеме, глядя на спящего отца. В облегающем черном кожаном платье Мэв напоминала сосиску, но свои волосы всех цветов радуги она увязала в скромный конский хвост. Лицо Мэв было бледным от страха.
– Он… поправится? – спросила Мэв.
– Думаю, да, – кивнула Кэт. – Что ты стоишь на пороге? Входи.
Мэв вошла и робко встала у постели.
– Пап, – позвала она, но Адам не шевельнулся.
– Его накачали снотворным, – пояснила Кэт. – В его состоянии нужно спать.
Мэв коснулась его лба, но сразу отдернула руку, смущенная своим порывом.
– Он чуть не умер, – заметила Кэт.
Минуту или две Мэв просто смотрела на Адама, затем сказала:
– Знаешь, он сводил меня с ума. Без конца нудил: делай это, не делай то. Но он всегда был рядом. И я должна ему об этом сказать. Он всегда был рядом.
Она вытерла глаза рукавом и поспешила к двери.
– Мэв, постой.
Мэв замерла:
– Ну чего еще?
– Ты приходи, когда он проснется.
Мэв пожала плечами.
– Может, и приду, – сказала она и вышла.
«Обязательно придешь», – улыбнувшись, подумала Кэт.
Только под вечер Адам наконец проснулся. Первым, что он увидел, открыв глаза, было лицо Кэт.
– Ну здравствуй, герой, – сказала она.
– О ком это ты говоришь? – хрипло спросил Адам.
– О тебе.
Кэт наклонилась к нему, поцеловала. Слезы застилали ей глаза. Она смахнула их и улыбнулась:
– Ты все-таки сумасшедший. Знаешь, что ты сделал?
– Не знаю.
– Ты спас мне жизнь.
– У меня не было иного способа убедить тебя остаться со мной, – прошептал он.
Они улыбнулись друг другу, потому что оба знали: больше убеждать не придется.