Пока все еще спят, я заглядываю к каждому. Моя семья. Пэтси всегда спит, свернувшись аккуратным клубочком, по одну сторону рядом с ней дремлет голубой кролик, по другую — на корточках сидит коала. Мне нравится, что у нее есть любимые игрушки. Хотя она и не играет с ними по-настоящему. Она даже не дала им имена, они просто Кролик и Мишка. Странно, почему Пэтси не называет меня Девочка.
Вилли спит, вытянувшись во весь рост, и, конечно, у него нет никаких любимых игрушек. Он лежит пластом на спине, раскинув руки, а ноги его торчат из-под одеяла. В его комнате воздух всегда спертый из-за старых носков, так что я там не задерживаюсь. Вот бы он разозлился, если б узнал, что я сую нос в его комнату. Однажды он сбросил с себя одеяло, и я видела его в трусах!
Лоретта иногда тоже спит в нижнем белье, но оно у нее такое хорошенькое, изящное, и она выглядит очень славно, хотя из-за туши для ресниц у нее всегда черные круги под глазами, так что это немного портит впечатление. Бритни спит в своей кроватке, у Лоретты в ногах. Обычно на ней премиленькие ползунки из желтой пушистой материи, они очень хорошо смотрятся рядом с ее желтой куклой. Время от времени Бритни тихонько причмокивает губками. Она такая прелесть.
Часто я на цыпочках спускаюсь на кухню, чтобы согреть ее бутылочку к тому времени, когда она просыпается, — около шести. Потом согреваю чай и несу чашку в комнату Нэн. Как она хороша, с этими ее длинными светлыми волосами, которые веером накрывают подушку, а в ее любимых ночных сорочках из черного кружева она кажется мне настоящей кинозвездой, хотя на лице у нее уже появились морщинки.
«Это оттого, что смеюсь часто», — говорит Нэн. Она и вправду всегда смеется. И от этого становится так хорошо на душе, чувствуешь себя такой защищенной и такой счастливой! Если мне случается разбудить ее, она никогда не кричит на меня и не гонит из комнаты. Наоборот, улыбается так, что веришь: она действительно рада меня видеть.
— Привет, мое маленькое сокровище, Дарлинг моя, — говорит Нэн.
Она устраивается поудобнее на своей розовой подушке и отхлебывает чай маленькими глотками. Я забираюсь в ее постель и сворачиваюсь, прильнув к ней. Не могу понять мою маму. Почему она вечно рвется вон из дома? Почему уходит с этими ужасными ее дружками? Она даже не знает точно, кто мой отец, так что и я не могу знать его. Вообще-то мне до лампочки. Я никогда не любила ни одного из моих отчимов, поэтому думаю, что мой настоящий отец ничуть их не лучше. Но Терри — Терри ХУЖЕ их всех.
Хочу, чтобы мне больше не снилось, что он приходит сюда, чтобы забрать меня.
Дорогая Китти,
я ненавижу школу. Ненавижу всех учителей. Ненавижу всех девчонок. Но особенно ненавижу Марию и Алису.
Стоит мне пройти мимо них, они нарочито приподымают брови и давятся смехом. Уже и другие девочки начинают вести себя так же. А когда я отвечаю в классе, они дружно вздыхают. Но разве я виновата, что знаю много всякой всячины. Что дурного в том, что человек неглуп?
Как бы мне хотелось не ходить в школу! Может, однажды я удеру с уроков, тайком проберусь домой и спрячусь в мезонине на целый день, как настоящая Анна Франк.
Сегодня я попала в беду из-за дневника моей дорогой Анны. Миссис Гибс объявила, что тема сегодняшнего урока — дневники, и начала рассказывать об Анне Франк. Потом стала читать отрывок из ее «Дневника». Я почувствовала, что лицо у меня горит, мне казалось, она читает мой дневник. Учительница читала самую важную книгу двадцатого столетия, а несколько девочек, вместо того чтобы слушать, дурачились и баловались! Какое оскорбление для Анны! Это было невыносимо.
Миссис Гибс продолжала читать, ее голос звучал так торжественно и зловеще… это же совсем не похоже на полную жизни, горячо на все откликавшуюся Анну! Несколько девочек хихикали, а я беспокойно ерзала, стараясь как-то оградить себя от «исполнения» миссис Гибс. Кончилось тем, что я уронила голову на парту и зажала уши руками.
— Индия?!
Я подскочила. Отреагировала на ее голос уж слишком ретиво.
— Что с тобой? Ты даже не слушаешь? — Миссис Гибс смотрела на меня обиженно. — А я-то думала, уж кому-кому, а тебе непременно будет интересна Анна Франк.
— Да, мне она интересна.
— Тогда будь добра, сядь как следует и сосредоточься.
Миссис Гибс продолжила свое тяжеловесное чтение изящной прозы Анны, выбрав отрывок, который значит для меня так много — тот, где Анна отчаянно тоскует по реальной, невымышленной подруге. Я слушала с искренней болью. Алиса прошептала какую-то глупость, и Мария задохнулась от смеха.
— Право же, девочки! — возмутилась миссис Гибс, шумно захлопнув дневник Анны. — Вам пора бы уже и повзрослеть немного. Мария, в этом нет ничего смешного.
— Простите, миссис Гибс, — сказала Мария сдавленным голосом. — Но что же было потом с Анной Франк? Она так и пряталась в своем убежище до самого конца войны?
Миссис Гибс сняла очки, протерла стекла полой своего кардигана. Без очков ее глаза были какими-то неприятно розовыми и голыми.
— К сожалению, история Анны кончилась плохо. Ее семью схватили и отправили в концентрационный лагерь.
— Этот урок похож на концентрационный лагерь, — шепнула Алиса.
Мария захихикала.
Я встала, мои щеки пылали.
— Ну как можно быть такими глупыми! — закричала я.
— Индия! — воскликнула миссис Гибс.
Все воззрились на меня. Теперь мое лицо стало таким же огненным, как мои волосы.
Я чувствовала, что вся горю.
— Концентрационные лагеря — это самое ужасное место, какое придумано человеком. Неужели вы не слышали о газовых камерах? Там почти все умирали. Людей отправляли в вагонах для скота, они оставались там в полной темноте по нескольку дней. Многие умирали еще в пути. Когда наконец добирались до места, фашисты разделяли семьи. Анне не позволили остаться с ее отцом. Потом им приказывали раздеться догола и…
— Этого достаточно, Индия, — сказала миссис Гибс.
— …головы всем брили наголо, и потом содержали в ужасных, грязных, промерзших насквозь бараках и не давали почти никакой еды, только прогорклые объедки, так что в конце концов все заболевали самыми ужасными болезнями. Мама Анны умерла, потом умерла ее сестра Марго, и бедная Анна осталась совершенно одна. Потом она заболела брюшным тифом и тоже умерла в ужасных мучениях…
— Индия! — Миссис Гибс схватила меня за плечи и силой посадила на место. — Ну-ка, успокойся!
— Но это правда!
— Я знаю. Но думаю, нам не следует задерживаться на таких омерзительных вещах. Из-за тебя остальные девочки чувствуют себя подавленными.
— Но мы и должны чувствовать себя подавленными. Анна умерла. Умерло шесть миллионов евреев.
— Да, я знаю. Это ужасно. Но все это было давно. Плакать из-за этого сейчас глупо.