Заточный ждал ее, как обычно, на платформе метро «Измайловская», невысокий, худощавый, в куртке, накинутой поверх спортивного костюма, и с непокрытой головой.
– На вас смотреть холодно, – улыбнулась Настя, подходя к нему. – Как бы мне научиться не мерзнуть? А где Максим?
– Наверху, по киоскам бегает, ищет подарок для своей девушки к Новому году.
Сын генерала заканчивал школу и собирался поступать в тот самый Московский юридический институт, о бедах и проблемах которого так хорошо был осведомлен Заточный. Иван Алексеевич всерьез занялся спортивной подготовкой Максима, потому что нормативы для поступления в институт были довольно суровыми.
Они вышли на улицу и не спеша пошли в сторону парка. Вскоре их догнал запыхавшийся Максим.
– Здрасте, теть Насть, – бросил он на бегу и помчался вперед.
– Чудно как-то, когда меня называют тетей, – сказала Настя. – Сразу начинаю чувствовать себя старухой. Пусть ваш сын называет меня просто по имени, ладно?
– Нет, не ладно, вы – человек, с которым я дружу, стало быть, вы стоите на одной доске со мной. Между ним и вами дистанция должна быть такой же, как между ним и мной. Понятно?
– Понятно, – вздохнула она. – В угоду вашим педагогическим принципам я должна не только истязать себя ранним вставанием, но и постареть лет на пятнадцать. Кстати, Иван Алексеевич, хочу задать вам вопрос, который, наверное, надо было бы задать намного раньше. Вы живете вдвоем с сыном?
Генерал помолчал, потом посмотрел на Настю в упор и коротко ответил:
– Да.
Ей стало неудобно расспрашивать, но ведь ответа на свой вопрос она, по большому счету, так и не получила. С Иваном Алексеевичем Заточным Настя познакомилась меньше года назад, в марте, когда занималась убийством, совершенным в «Совинцентре». Одним из подозреваемых оказался подполковник Платонов, работавший в главке у Заточного. Подружились они как-то на удивление быстро, и Настя еще долго недоумевала: отчего ей так нравится этот невысокий лысеющий человек, причем нравится до такой степени, что это уже граничило с влюбленностью. Именно тогда, весной, они и стали два раза в месяц по воскресеньям гулять в Измайловском парке. Бродили по аллеям и разговаривали ни о чем или просто молчали, а Максим или бегал взад-вперед, готовясь к кроссу, или занимался на турнике. Иногда Насте приходилось звонить генералу домой, но ни разу к телефону не подошла женщина. Более того, за столько месяцев знакомства Заточный ни разу не упомянул ни о матери Максима, ни о своей жене, поэтому Насте оставалось только теряться в догадках: женат ли Иван Алексеевич и если женат, то на ком – на матери своего сына или уже на другой женщине. Женат? Разведен? Вдовец? Холостяк, усыновивший чужого ребенка? Ей никогда не приходило в голову спросить об этом. А если судить по краткости ответа, то генерал не был расположен обсуждать тему.
– Анастасия, вас подключили к делу Параскевича? – спросил Заточный.
– Сразу же, – кивнула она. – Только я не понимаю зачем. По-моему, в округе прекрасно справились бы и без нас. Он же не банкир и не рэкетир. Организованная преступность, которую вы так любите, там не пляшет ни под какую музыку.
– Расскажите подробнее, – попросил генерал.
– Параскевич Леонид Владимирович, двадцати восьми лет от роду, был убит при выходе из лифта в своем собственном доме. Застрелен из пистолета с глушителем. Труп обнаружила жена Параскевича Светлана. Она ждала его, но не особенно волновалась, потому что Параскевич был в гостях у приятеля. Около часа ночи она подошла к окну, чтобы задернуть шторы, и увидела внизу, на улице, машину мужа. Машина стояла как раз под фонарем и была прекрасно видна. Светлана заметила, что машина странно поблескивает, а через секунду догадалась, что ее уже успел припорошить снежок, стало быть, стоит она здесь не пять минут. Она выскочила из квартиры и увидела мужа, лежащего у лифта. Вот, собственно, и вся прелюдия. С точки зрения криминалистики ситуация абсолютно дохлая.
– Почему?
– Дело в том, что Параскевичи незадолго до несчастья переехали в новый дом. Дом, конечно, роскошный, но пока еще не телефонизированный. Это первое. Второе – в этом доме, как и в очень многих других, квартиры, лифтовая шахта и лестница отделены друг от друга дверьми. Более того, лестница на уровне каждого этажа имеет выход на балкон. Третье: дом, как я уже сказала, только начал заселяться, жильцы друг друга совсем не знают и своего от чужого отличить не могут. И вот представьте себе, выходит Светлана Параскевич из своей квартиры, открывает дверь, отделяющую отсек с квартирами от коридора с лифтами, и видит лежащего на полу мужа, не подающего признаков жизни. Что она делает, как вы думаете?
– Кричит, наверное, – предположил Заточный. – Или падает без сознания.
– Кричит, – подтвердила Настя. – На ее крик долго никто не выходит, потому что на том этаже, где живут Параскевичи, заселено только три квартиры из десяти, соседи друг с другом еще незнакомы и, естественно, боятся. А на других этажах крик не слышен, хоть оборись. Наконец выполз сосед, увидел лежащего Параскевича и обезумевшую Светлану и сообразил, что нужно звонить в милицию. Он вообще оказался мужиком расторопным и неглупым, подумал даже о том, что Светлане самой нужно оказать медицинскую помощь. Короче говоря, побежал он по этажам и принялся звонить во все квартиры подряд с двумя вопросами: нет ли у хозяев сотового телефона и нет ли среди них врача? Дом, как я вам напоминаю, не телефонизированный. Врач, к счастью, нашелся, и телефон сотовой связи тоже, так что милицию хоть и не сразу, но вызвать удалось. Вы же понимаете, когда во втором часу ночи звонят в квартиру, должно пройти немало времени, пока с вами начнут хотя бы через запертую дверь разговаривать, не говоря уж о том, чтобы ее открыть. В доме двадцать два этажа, Параскевичи живут на третьем, а телефон нашелся только у жильцов семнадцатого этажа. Прикиньте, сколько времени наш расторопный сосед мотался по дому.
– Догадываюсь, чем дело кончилось, – усмехнулся Иван Алексеевич. – Вокруг потерпевшего и его жены собралась хорошенькая такая маленькая толпа, площадку, лифты и лестничный балкон затоптали, и к приезду дежурной группы криминалистам можно было отдыхать. А что по выстрелу?
– Выстрел произведен от порога двери, отделяющей лестницу от площадки с лифтами. Балкон выходит на ту же сторону, что и окна квартиры Параскевичей. Видимо, убийца стоял себе на балкончике, покуривал, ждал Леонида Владимировича. Увидел, как тот подъехал на машине, дождался, когда жертва поднимется в лифте на свой этаж, и нажал на спусковой крючок. Просто, выгодно, удобно. Знаете, Иван Алексеевич, если бы я была мэром, я бы запретила утверждать архитектурные проекты без визы криминалистов. Уже лет двадцать пять в Москве строят эти идиотские дома, в которых лифты, квартиры и лестницы существуют отдельно, а на первых этажах никто не живет. Такое впечатление, что они специально разрабатывали проекты домов, в которых удобно совершать преступления. У меня родители как раз в таком доме живут, так в их подъезде в течение шести месяцев произошло два совершенно однотипных убийства с ограблением. И никто ничего не слышал, хотя жертвы орали как резаные, судебные медики в один голос утверждали, что об этом свидетельствует состояние голосовых связок. Короче говоря, Иван Алексеевич, никто не слышал, как стреляли в Параскевича, никто убийцу не видел и никто, как водится нынче, ничего не знает и даже не предполагает. По заключению судмедэксперта, смерть Параскевича наступила в промежутке от ноля до ноля тридцати, то есть к тому моменту, как его обнаружила жена, он уже не менее получаса лежал возле лифта мертвым. А если бы она случайно не выглянула в окно или если бы Параскевич поставил машину в другом месте, кто знает, когда его нашли бы. Так или иначе, у убийцы был вагон времени, чтобы убраться с места преступления подальше.