– Подумаешь, одним больше – одним меньше, – философски заметил Юра, глядя куда-то в пространство.
– Ты что, собственно, имеешь в виду? – подозрительно спросила Настя. – Ты опять мне какую-нибудь гадость принес?
– Ага. Ась, ты только не нервничай, ладно? Мы сегодня ночью труп обнаружили, девушка пятнадцати лет, школьница. На нее уже полтора месяца розыскное дело ведется в Западном округе, я созвонился с парнем, который этим занимался, попросил его подъехать сюда.
– Чтоб ты пропал, Коротков, – в сердцах сказала она. – У меня совсем другие планы, между прочим. Или ты сам собирался беседовать с этим парнем?
– Нет, – честно признался он. – Я на тебя рассчитывал. А какие у тебя планы?
– Ехать к доктору, который принимал роды у Галины Ивановны Параскевич.
– Да? А что доктор?
– Видишь ли, Галине Ивановне делали кесарево сечение, а это обычно бывает связано с разными заболеваниями у роженицы. Заболевания эти вполне могут сказаться на психическом развитии младенца.
– И ты что же, рассчитываешь, что врач, принимавший роды двадцать восемь лет назад, что-нибудь вспомнит? Ася, я тебя не узнаю.
– Ни на что я не рассчитываю, Юрка, я просто добросовестно выполняю весь комплекс необходимых действий, чтобы потом никто не смог меня упрекнуть в том, что я чего-то не сделала.
Она подняла на него глаза, и Коротков вдруг заметил глубокие синие тени под глазами и болезненно опущенные уголки губ. Странно, ему казалось, что еще несколько дней назад, когда они вместе ездили за медицинскими картами Параскевича, Настя выглядела совсем по-другому.
– Для меня самоубийства Людмилы Исиченко на моих глазах более чем достаточно, чтобы начать дуть на воду. Может быть, это скоро пройдет. А пока что я все время думаю о том, что должна была проверить, какое лекарство она собирается пить. Я должна была подумать о том, что она может меня обманывать, я должна была предвидеть, что у сумасшедшей женщины, только что признавшейся в убийстве, может возникнуть порыв к суициду. Я кругом должна. А я ничего этого не сделала и позволила ей умереть вот на этом самом месте. Поэтому я собираюсь навестить доктора Пригарина и задать ему несколько вопросов. А ты вместо этого заставляешь меня ждать какого-то опера из Западного округа, которого ты же сам и вызвал.
– Ладно, Ася, не дуйся, смотри, уже вода закипела, давай кофейку дернем, а?
– Не подлизывайся, – скупо улыбнулась она. – Я все равно уеду отсюда ровно в двенадцать. Если твой парнишка до двенадцати не подъедет, ничем помочь не смогу.
– А почему в двенадцать?
– Потому что я так договорилась.
– С кем?
– Не твое дело. Наливай кипяток в стакан.
– Аська, не темни. С кем ты договорилась?
– Со Стасовым.
– Во, здрасьте! А он-то тут при чем?
– Я же сказала, не твое дело. Юрка, ну, правда, отстань, а? И без того тошно.
– Не отстану.
Он разлил кипяток в чашку и стакан, предварительно бросив в них по две ложки швейцарского кофе и по три куска сахара, помешал ложечкой, чтобы сахар разошелся. Чашку поставил перед Настей, стакан взял себе.
– Ася, я не могу от тебя отстать, потому что я тебя люблю всеми, можно сказать, фибрами моей очерствевшей милиционерской души. И если ты куксишься, то я должен что-нибудь для тебя сделать. Я не могу уйти отсюда, оставив тебя в таком нетипичном для Анастасии Каменской расположении духа. Ну что мне для тебя сделать? Хочешь, я пойду и куплю тебе этот чертов сахар? Ну перестань ты хмуриться, улыбнись, пожалуйста.
Она молча отпила кофе из чашки, вытащила из пачки сигарету, не спеша достала зажигалку, закурила. Потом зажмурилась крепко-крепко, а когда открыла глаза, то Коротков снова увидел прежнюю Настю, собранную, ровную, спокойную.
– Ты прав, Юрик, я непозволительно распустилась со своими переживаниями. Со мной стало неприятно иметь дело, да?
– Я этого не сказал, – осторожно возразил он, хотя сказала Настя чистую правду.
– Но подумал, – она усмехнулась. – Все, Коротков, я готова к нормальной работе.
Не успели они допить кофе, как явился Александр Юлов из Западного округа. История исчезновения и поисков девятиклассницы Тани Григорьевой была самой обыкновенной, банальной до оскомины. В один прекрасный день, вернее вечер, Таня не вернулась домой из школы. Родители забили тревогу не сразу, поскольку Таня была девушкой не только красивой, но и своенравной и даже вольнолюбивой, могла уехать пожить на дачу к подружке, не испрашивая разрешения взрослых и даже не всегда своевременно информируя их о принятом решении. Мать с отцом периодически пытались принимать к неуправляемой девочке какие-то вялые воспитательные меры, но пользы от этого не было совсем, даже наоборот, Татьяна только все больше и больше отбивалась от рук. При этом ни алкоголем, ни сигаретами от нее никогда не пахло, и родители искренне недоумевали, зачем девочке такая неограниченная свобода, если она не использует ее для того, чтобы пить и курить. Что касается взаимоотношений с юношами и мужчинами, то тут родители были, что называется, не в курсе, поскольку внешних признаков в этом деликатном деле почти никогда не бывает, кроме, разумеется, беременности, но до этого, слава богу, дело не дошло.
Поэтому, когда в конце октября Таня не пришла домой ночевать, родители только горестно повздыхали, но в милицию, естественно, не обратились, решив, что девочка просто выкинула очередной фортель. Однако через три дня, когда выяснилось, что она не посещает школу и ни одна из ее подружек не знает, где она, папа с мамой забеспокоились, но тоже пока не сильно, поскольку вполне предполагали за Таней способность укатить куда-нибудь с малознакомым мужчиной. Погуляет и вернется, утешали они себя. Через неделю Таню начала искать милиция.
Выяснилось, что в тот день, когда она не пришла домой ночевать, она после седьмого урока осталась в школе на факультативные занятия по литературе. Факультатив вел учитель русского языка и литературы Андрей Георгиевич Турин. Он занимался с теми ребятами, которые собирались поступать в гуманитарные вузы, а таких по нынешним временам было немного, сейчас ведь все больше банковским делом да финансами увлекаются. Посему на факультатив к Турину ходили всего около десятка человек из девятого, десятого и одиннадцатого классов. Основная масса была, конечно, из одиннадцатого, а из девятого – всего двое, сама Таня Григорьева и мальчик из параллельного класса.
После окончания занятий ребята стали расходиться по домам. Девятиклассник из параллельного класса видел, как Таня шла к метро вместе с учеником из одиннадцатого класса Геной Варчуком. Сам же Варчук сказал, что спустился вместе с Таней на эскалаторе на платформу и там они попрощались. Варчук поехал домой в сторону центра, а Татьяна – в противоположную.