Я перекрестился и посмотрел на него вызывающе.
– Да будет над нами только его воля.
Он вынужденно перекрестился и буркнул:
– Аминь.
– Аминь, – согласился я. – Словом, мы договорились. Кстати, ведьму решено сжечь на медленном огне! Придете любоваться?
Он отрезал:
– Этим не любуются!
– Почему? – удивился я. – Когда нехорошего человека казнят, это предостережение другим нехорошим.
Рыцари поглядывали на Ульфиллу с опаской, сразу ощутив, что к нему даже я, всесильный гроссграф, отношусь с непонятным уважением, что ли. А Ульфилла обошел всю крепость, везде совал нос, а затем объявил во всеуслышанье, что церковь, стены которой начали возводить каменщики, недостаточно хороша.
Отец Дитрих только отмахнулся, посчитав ниже своего достоинства, да и ранга тоже, спорить с деревенским попиком, но меня заело, в присутствии народа во дворе я спросил громко, чем же наша церковь его не устраивает.
– Церковь должна быть просторной, – заявил Ульфилла злобно. – Даже в селах их строят побольше!
Рыцари поглядывали на меня с интересом, я сделал смиренное лицо и заговорил кротко, даже очень кротко:
– Не сам ли наш Сын Божий сказал нам: «Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».
Отец Ульфилла дергался, узнавая знакомые слова, рыцари переглядывались и, гордые за своего сюзерена, сдерживали ехидные улыбки.
– Господь это сказал для чистых сердцем! – заявил Ульфилла взбешенно. – Ты разве чист? Думаешь, я не зрю твои замыслы?
Я перебил, насторожившись:
– А какие у меня замыслы?
Он выкрикнул громко, привлекая внимание всех проходивших мимо:
– Темные!..
– В чем? – спросил я, сдерживая нарастающий гнев.
Он взвизгнул:
– Не знаю!.. Но чую! Я сердцем чую то, что мудрецы постигают умами сотню лет!.. У тебя свои цели, для этого ты используешь и Святое Имя, но… придет день, с тебя сорвут маску!
Привлеченный его воплями народ останавливался, забывал про свои срочные дела и направлялся в нашу сторону. А кто был ближе, те уже стоят с раскрытыми от удивления и удовольствия ртами, чуть слюни не текут от счастья, как же: лорда обвиняют! Радость-то какая…
Я покачал головой.
– Отец Ульфилла, как не стыдно… Нет чтобы ведьм топить да еретиков выявлять, а все на соратника нападаете!.. Давайте лучше поговорим о делах…
Я взял его за рукав, отводя в сторону, он зло дернулся, вырывая ткань из моей руки, но все же пошел, только сразу спросил раздраженно:
– Каких делах?
Я сказал быстро и как можно более деловито, стараясь взять инициативу в свои руки и не выпускать ее как можно дольше:
– Итак, святой отец, как там дела в монастыре? Пусть даже не в самом монастыре, да-да. Вы его почему-то еще только начали строить… гм… но я вам дал замок, где можно разместить школу. Мне очень нужны обещанные вами молодые и страстные проповедники Слова Божьего! Которых вы, конечно же, уже начали выпускать из монастыря крупными партиями.
Он нахохлился, ответил резко:
– Ничего я не обещал!
– Как? – изумился я. – Почему вы не собираетесь готовить проповедников Слова Божьего?
Он взглянул зло, но не попал в ловушку оправдывающегося, сказал с такой злостью, что лязгнули зубы:
– Ни крупными, ни мелкими!.. И нечего делать вид, что в этом моя вина. Монастырь только строится, еще раз говорю! Хотя мы уже начали набирать послушников…
– Возникли проблемы? – догадался я. – Финансовые?
Он нахмурился.
– Кроме них я решил сам проверить, в самом ли деле здесь идет борьба с Врагом! Я должен знать, куда пошлю монахов!
– Здесь присутствует сам Великий Инквизитор, – напомнил я. – И его люди. Ведьм вон жжем вовсю, еретиков выявляем. Но самый главный удар я приготовил в самом неожиданном месте! Такой удар по Сатане, такой удар… Первый удар вы уже видели? То-то.
Он посмотрел с недоверием и, не попадаясь в ловушку, сказал непреклонно:
– Да, типография – это… да, хорошо. Божье дело. Сатане придется несладко. Но… чтобы построить монастырь, чертеж которого я храню, мне нужны каменщики, плотники, столяры. Много!.. Еще я задумал сделать отдельную пристройку для невест Христовых, женщинам тоже бывает нужно убежище от суетности мира…
Господи, подумал я с тоской, он еще и женский монастырь мечтает строить!
– Мне тоже каменщики нужны, – ответил я строго и деловито. – И прочие ремесленники. Тоже много. Но я не сижу, сложа руки, а зазываю со всех сторон. Хорошо, я дам денег, а уж привлечь людей вы сумеете, отец Ульфилла.
– Люди будут, – проворчал он. – Вы здесь в роскоши купаетесь, а у нас там за ломоть хлеба убивают!.. Если вернусь с деньгами, хоть с малой частью, монастырь будет построен быстро. И все будут счастливы.
Я промолчал, знаю это счастье, отвесил короткий поклон и ушел, стараясь держать лицо гордым и надменным. Пусть видят, что я – гроссграф, а беседой с этим деревенским попиком просто облагодетельствовал убогого.
Вечером Ульфилла показал пример, что и без церкви священник должен работать с массами: загнал во дворе в угол челядь и праздно шатающихся рыцарей, выступил с проповедью.
Ему и в голову не пришло спросить разрешения у Великого Инквизитора или других священников, что могут быть постарше, как по рангу или возрасту. Человек, который свято уверен в необходимости нести в народ Слово Божье постоянно и непрестанно, ни у кого не обязан спрашивать разрешения.
Я не стал приближаться, насторожил уши, люди слушают его, как завороженные, смотрят неотрывно на отца Ульфиллу, а он неистовствует, яростный и горящий, как разбуженный вулкан.
– Что за польза, – донесся до меня его злой и горестный вскрик, – ограбить одного и одеть другого? Милостыня должна идти от сострадания, а у барона Эллеарта мы видим бесчеловечие! И хотя бы мы отдали даже все, что похитили у других, для нас не будет никакой пользы и не будет прощения! Это показывает Заккей, который тогда умилостивил Бога, когда обещал возвратить похищенное четверицею, смотрите Евангелие от Луки. А мы, похищая весьма много, а отдавая мало, думаем умилостивить Бога, не зная, что тем самым еще более прогневляем Его!