Я первым заметил, как впереди поднялась пыль столбом, желтое облако слишком быстро, если смотреть по скорости передвижения лошадей, двигается в нашу сторону. Мы замедлили бег коней, Миртус вообще сдвинулся на обочину. Я приготовил меч, ощупал молот и застыл в готовности.
Через пару минут показались черные, как ночь, крупные кони, впряженные в просторную, но легкую повозку. Очень похожую на карету, которую по моим чертежам делали для Лоралеи. Большие колеса подпрыгивают на ухабах, но повозка колышется едва-едва, словно под ней хорошие амортизаторы.
Зайчик фыркнул, я напрягся, пусть даже нет холодка опасности, кони мчат коляску ровно и слаженно, хотя и слишком быстро для простых лошадей.
Я все старался понять, почему такой холодок по всему телу, как вдруг рассмотрел наконец, что на облучке пусто.
Коляска стремительно приблизилась, я смотрел во все глаза, конями никто не управляет, вообще нет вожжей, а несутся, закусив удила, глаза безумные, уже в мыле, копыта бьют в землю со страшной силой…
Оцепенев, я задержал молот в руке, а коляска с грохотом пронеслась мимо, оставив запах горячей смолы и серы. В полуоткрытое окно я рассмотрел единственного пассажира, женщину средних лет, лицо строгое и надменное, без тени тревоги, взгляд устремлен вперед.
Без сомнения, нас видела еще издали, теперь промелькнувших сбоку, но ни тени интереса не отразилось на ее красивом и безумно злом лице.
Зайчик снова фыркнул и гневно топнул копытом. Я перекрестился и сказал дрогнувшим голосом:
– Мать-мать-мать, я же христианин! И должен, просто обязан все это колдовское изничтожить к такой матери!.. И чтоб по дорогам только птички Божьи прыгали и говно за лошадями клевали.
Миртус подал голос с обочины:
– Это же сама Мать Пауков.
Лицо его все еще оставалось белее мела, нижняя челюсть подрагивает, а в глазах дикий ужас.
– И тоже на землях Армландии? – спросил я зло.
– Нет, – ответил он дрожащим голосом. – Но теперь… когда появилась и здесь…
– Что, приметы? Предзнаменования, в смысле?
– Да, – ответил он убито.
– Конечно же, – сказал я саркастически, – ее появление возвещает мор, чуму, голод, братоубийство и гнев Господа?
Он покачал головой.
– Нет.
– Ну, слава Богу!
– Такое, – уточнил он, – предвещают демоны помельче.
Я наконец оторвал взгляд от тающего за исчезнувшей коляской пыльного облака.
– Представляю… Мать Пауков, говоришь?
– Да, ваша милость. Раньше ее в Армландии не было.
– А пауки были?
– Ну куда же без них.
– Значит, приехала деток проведать, – прокомментировал я. – Поехали, поехали!
Зайчик повернул голову, умные глаза смотрели на меня с немым вопросом.
– Все сделаем, – заверил я. – Очистим мир к такой матери. Во славу Господа и спокойствия мирного населения. Оно должно работать и налоги платить, а не от ведьм отпрыгивать!
Миртус вздохнул, лицо помрачнело.
– Да, ваша светлость…
– Миртус, – сказал я, – ты просто очень уж врос корнями в эту чертову магию! И не представляешь без нее жизни. Я не могу тебе это объяснить, нет у меня таких слов, но именно без магии человек и начнет работать головой в полную силу, не рассчитывая на чудеса!.. Понимаешь, когда за спиной сожжены мосты… Эх, ладно… След не потерял?
– Нет…
– Поехали дальше.
– Да, ваша светлость.
Впереди, прямо по следу, из-за зеленых бугров блеснула красным черепичная крыша. Самого дома за деревьями не рассмотреть, но, судя по размерам крыши, не простая избушка, за деревьями скрывается настоящий постоялый двор.
Зайчик наддал ходу, зеленые кроны сдвинулись, взамен выплыл во всей красе солидный дом из толстых бревен. Фундамент из красного кирпича, крыльцо широкое, со ступеньками и резными перилами. Но самое интересное, конечно, черепичная крыша, такая яркая и так тщательно сработанная…
– Говорят, постоялый двор содержать труднее, – пробормотал я, – чем быть святым… Проверим?
Зайчик и Бобик промолчали, а Миртус ответил в нерешительности:
– Особой необходимости нет…
– Точно?
– Да, – ответил он с некоторой гордостью. – Я вижу, как след входит через эти ворота…
– Прерывается?
– Да. Но затем он же тянется вон там, между сараем и амбаром.
– Не ложный? – спросил я.
Он посмотрел с вопросом в серьезных печальных глазах.
– Это как?
– Ну, послали большую группу туда, – объяснил я, – велели поднимать побольше пыли, а сами тихохонько поехали в другую сторону.
Он ответил коротко:
– Так я же смотрю только на след леди.
– Извини, – сказал я, – как-то забываю про избирательные штучки.
Он посмотрел с великим удивлением, даже словно бы поискал подвох в моих словах, лорды не извиняются перед простолюдинами, но сказал лишь все так же кротко:
– Можем сразу идти по следу дальше.
Я покосился на его измученное долгой скачкой лицо.
– Я согласен. Но все-таки заглянем, поинтересуемся насчет проехавших. Была ли с ними молодая женщина, сколько их, чем вооружены… Если хозяин это заметил, а они обязаны замечать все, на этом держится их бизнес, от этого зависит, сколько загнут за еду, ночлег и прочие дополнительные услуги.
– Как скажете, ваша светлость.
Сам двор на удивление ухожен, хотя дороги к нему заросли травой. Я встревожился, начиная подозревать неладное, но увидел по ту сторону здания огромный огород, пять коз на выпасе, коровник, а еще просторный не то курятник, не то утятник. У хозяев есть на чем продержаться трудное время, а скоро, надеюсь, все дороги оживут с приходом такого замечательного гроссграфа, что ночами не ест, днем не спит, только и думает, только и думает о простом народе.
Заслышав стук копыт, а то и заприметив нас в окно, на крыльцо вышел крепкий, приземистый мужик с солидным животом. Рубашка навыпуск, но все равно пузырь выпирает вызывающе, а еще и лоснится, словно хозяин руки никогда не моет, а только с достоинством вытирает о замечательное пузо.
– Добро пожаловать, ваша светлость, – поприветствовал он радостно, каким-то образом определив, что я именно светлость, а не какая-то вшивая милость. На Миртуса вообще не обратил внимания, посчитав за прислугу. – Заходите, располагайтесь! У нас все есть для отдыха. Как еда, вино, так и чистые комнаты!.. И не только.
Я спросил настороженно: