Но, разумеется, больше всего времени он уделял расследованиям. Как мы видели, он занимался сорока пятью делами в год, причем на завершение некоторых из них уходило несколько недель. Дело Мопертюи заняло даже больше времени: оно тянулось свыше двух месяцев, и это было интенсивное и выматывающее расследование. Порой Холмс не показывался на Бейкер-стрит в течение нескольких дней и ночей.
Круг его клиентов был широк, и в него входили представители разных слоев общества – от скромной гувернантки с мизерным жалованьем, мисс Вайолет Хантер («Медные буки»), до состоятельного банкира Александра Холдера («Берилловая диадема») и самых богатых и знатных особ в стране, таких как сэр Генри Баскервиль и лорд Сент-Саймон («Знатный холостяк»). К концу этого периода к Холмсу обратились два еще более высокопоставленных клиента: папа римский, который попросил его расследовать дело о камеях Ватикана (для чего понадобилось присутствие Холмса в Риме), и король Скандинавии.
Однако Холмс не был снобом и одинаково относился ко всем своим клиентам, независимо от их положения. «Даю вам слово, Уотсон, – и поверьте, я не рисуюсь, – заявляет он в «Знатном холостяке», – что общественное положение моего клиента значит для меня гораздо меньше, чем его дело».
Вероятно, Холмс никогда не давал объявления, предлагая свои услуги. Он полагался либо на полицию, которая просила помощи в своих расследованиях (как было с «Берилловой диадемой» и «Картонной коробкой»), либо на рекомендации бывших клиентов. Элен Стоунер услышала о нем от миссис Фаринтош, одной из клиенток времен Монтегю-стрит, а лорду Сент-Саймону, когда его невеста исчезла при загадочных обстоятельствах, посоветовал обратиться к Холмсу его аристократический друг, лорд Бэкуотер.
Старший брат Холмса Майкрофт, о котором будет подробнее сказано в следующей главе, также обеспечивал Холмса клиентами. Именно он пригласил младшего брата расследовать «Случай с переводчиком», а также обратил его внимание на ряд наиболее интересных дел.
Вознаграждение, которое Холмс брал со своих клиентов, было различным – он учитывал их финансовое положение. Мисс Элен Стоунер, которая зависела от своего отчима, он попросил только возместить плату за проезд, но с богатого мистера Холдера взял все 1000 фунтов (что было в то время действительно весьма крупной суммой), предложенные банкиром за возвращение берилловой диадемы.
Благосостояние Холмса росло, и, когда они с Уотсоном ехали поездом в Дартмур расследовать дело о Серебряном, он мог позволить себе путешествовать первым классом (этой роскошью, он, по-видимому, делился со своим компаньоном). Уже в 1882-м, если верно, что события «Желтого лица» произошли в этом году, он зарабатывал достаточно, чтобы платить жалованье, а также предоставлять стол и жилье мальчику-слуге, который в опубликованных рассказах носит имя Билли.
Билли несколько раз упоминается в рассказах Уотсона. Однако тот Билли, который фигурирует в рассказе «Камень Мазарини», написанном от лица автора и не датированном (некоторые комментаторы относят его события к июню 1903 года), не является первым слугой. В этом рассказе он говорит, что дело о «Пустом доме» 1894 года случилось «до меня». Возможно, Билли, подобно Уиггинсу, – имя нарицательное.
По-видимому, первый Билли, как и его преемник, спал в доме, занимая одну из спален в мансарде, и ел на кухне в полуподвале в обществе миссис Хадсон и служанки. В его обязанности входило отвечать на звонки в дверь, провожать клиентов наверх и выполнять разные поручения. Возможно, он делал и другую работу, например чистил обувь, помогая миссис Хадсон ухаживать за двумя джентльменами, которые были ее жильцами.
В то время как расширялась практика Холмса, принося все больший доход, его репутация частного детектива тоже становилась все более известной. К его услугам прибегали не только богатые аристократы – такие, как лорд Сент-Саймон и сэр Генри Баскервиль. Его также приглашали расследовать громкие дела, например исчезновение Серебряного, о котором писали в газетах и, как отмечает Уотсон, «говорила вся Англия». Некоторые из этих дел заканчивались «сенсационными процессами», и о них, вероятно, также сообщалось в прессе. Вследствие всего этого имя Холмса стало известно за пределами Лондона, и не только в Англии, но и на континенте, включая Италию и Скандинавию. Его международная слава достигла кульминации в феврале того же года, когда он занимался делом о «Рейгетских сквайрах», то есть в 1887 году. Это случилось после успешного завершения расследования, связанного с Нидерландско-Суматрской компанией. В то время как полиция трех стран безрезультатно пыталась предать в руки правосудия барона Мопертюи, весьма ловкого мошенника, промышляющего в Европе, Холмсу удалось его перехитрить. Этот триумф принес ему европейскую славу. К сожалению, Уотсон решил не публиковать рассказ об этом деле – одном из самых важных расследований того периода, – на том основании, что это совсем недавние события. К тому же, по его мнению, сюжет был слишком тесно связан с политикой и финансами для его «серии очерков», как он скромно называет свои рассказы. Однако не исключено, что за его решением стояли более веские причины. Быть может, на Уотсона даже оказали давление высокопоставленные правительственные чиновники, не позволившие опубликовать все факты.
Расследование дела Мопертюи длилось два месяца, и Холмсу приходилось работать без отдыха по пятнадцать часов в сутки, порой пять дней подряд. Из-за такого напряжения всех сил его здоровье полностью расстроилось, и 14 апреля 1887 года он заболел во Франции, где остановился в отеле «Дюлонж» в Лионе. По-видимому, он еще был занят завершением дела Мопертюи. Уотсон, которого вызвали телеграммой, поспешил к Холмсу и нашел его в состоянии нервного срыва. Он лежал, погруженный в глубокую депрессию, в комнате, по иронии судьбы заваленной поздравительными телеграммами.
Уотсон немедленно доставил друга на Бейкер-стрит. Неделю спустя он сопровождал Холмса в Суррей, где они остановились у старого армейского товарища Уотсона времен Афганистана, полковника Хэйтера. Однако, несмотря на уговоры Уотсона, убеждавшего своего компаньона немного отдохнуть, Холмс тотчас занялся расследованием дела о «Рейгетских сквайрах», которое успешно раскрыл.
Работа всегда была для него необходимостью, а праздности он не переносил. «Мой мозг бунтует против безделья», – говорит он Уотсону. По словам самого Уотсона, «от праздности острый, как лезвие, ум [Холмса] терял свою силу и блеск».
Последние годы этого периода (1881–1889) были особенно важными для них обоих. Уотсону они принесли первый успех в качестве автора, а Холмса столкнули с коварным преступником, обладателем могучего интеллекта, который оказался противником, почти равным Холмсу.
Если один из лучших умов Европы, а заодно и все силы тьмы, обратится против вас, вариантов множество.
Холмс о Мориарти, «Долина страха»
В 1887 году (это тот самый год, когда Холмс завоевал европейскую славу своими расследованиями дел барона Мопертюи и Нидерландско-Суматрской компании) Уотсон тоже добился успеха. Его «Этюд в багровых тонах» был опубликован в иллюстрированном рождественском сборнике Битона. Это рассказ о первом деле, в котором он сопровождал Холмса вскоре после их знакомства [36] .