В центре оазиса тихонько журчала свежая колодезная вода. Из земли бил ручей и наполнял все пространство вокруг спокойствием пополам с живостью. Конану тут же захотелось бросить все дела и окунуться в прохладный целебный источник, кричать от восторга и плакать, как мальчишка-недоносок. Вдруг за пальмами он увидел грубо сложенную из толстых стволов внушительного размера хижину. В проеме открытой нараспашку входной двери стояла женщина сказочной красоты. От удивления и внезапно нахлынувшего на него ни с чем несравнимого вожделения у Конана перехватило дух, и животный обезьяний вопль застрял где-то между горлом и языком. Такого совершенства он не встречал в своей жизни еще никогда. По сравнению с этой красавицей дочка мельника казалось ему сейчас порождением обыденного сельского примитива и недоразумением от природы. Он медленно три раза втянул в себя наполненный влагой воздух и осторожно пошел по направлению к призывно улыбающейся незнакомке. Варварская кровь кипела, пузырилась и била вулканом, заставляя мышцы живота рефлекторно сжиматься от еле сдерживаемой дикой страсти.
– Так, ладно. На сегодня хватит с творчеством. Честно говоря, испытываю какой-то легкий дискомфорт. Завтра еще что-нибудь напишу. Пойду кататься не велосипеде!
Конан шел по пустыне и с нервным любопытством взирал на расстилавшийся перед ним унылый однообразный пейзаж. Вокруг было так пусто, как, наверное, бывает пусто грешной душе в период ее путешествия в ад. Кругом виднелись лишь нескончаемые желтый дюны, раскинувшиеся во все стороны, на сколько мог видеть взгляд. Солнце припекало. Запас воды был еще достаточно велик, но Конан уже начинал с некоторой толикой беспокойства думать, что ожидает его через несколько дней, если он к тому времени не доберется до заветной цели. Сейчас он держал путь в город Энурез, где у него была назначена встреча с главой регионального отделения гильдии мошенников, которые занимались организацией финансовых пирамид.
Поначалу все шло более или менее ничего. Конан присоединился к каравану, отправлявшемуся в Энурез из порта Бульдожия, в качестве ненавязчивого пассажира с мечом. В качестве оплаты он предложил хозяину каравана свое невмешательство в предполагаемые разборки охранников каравана с грабителями. При этом подразумевалось, что Конан – случись что – закроет глаза на жирную мошну хозяина каравана и не станет его тут же грабить. А если караванщик ему вдруг еще и заплатит, то он самолично расправится с любым грабителем или даже десятком грабителей. И хозяин был вынужден согласиться – под пристальным взглядом сверливших его холодных суровых глаз.
Путешествие началось неделю назад, и три дня все было спокойно. Но после того, как караван втянулся в ущелье Падшего Пони, начались неприятности. В одночасье вдруг разом куда-то пропали все проводники. Следует заметить, что они сразу не понравились Конану, стоило ему лишь бросить на них взгляд. Он даже попытался намекнуть об этом хозяину – дескать, таких глумливых рож он давненько не видал. На что в ответ хозяин лишь усмехнулся, покрутил усы и предложил Конану не учить батьку варить плов.
Конан тогда про себя отметил, что хозяин не слишком умен и не достоин владеть такими богатствами. Но после того, как убежали проводники, беспокойство овладело даже глупым хозяином каравана. Он вызвал Конана к себе и предложил ему поучаствовать в охране своего добра от потенциальных неприятностей и даже пообещал ему доплатить за беспокойство, как только караван прибудет в Энурез. Конан согласился, но настоял на получении задатка в виде нескольких серебряных монет, которые должны были весьма облегчить его муки совести от того, что он помогает купцу практически даром.
Опасения Конана были не напрасны. Как только караван углубился в ущелье, с высоких отвесных склонов на путников покатились громадные камни, и тут же засвистели стрелы. Конан отреагировал мгновенно. Он стеганул плетью своего верблюда и помчался вперед в надежде выйти из зоны гарантированного поражения. Как только избиваемый караван остался за спиной, Конан спрыгнул с верблюда, быстро взобрался по склону и побежал назад – туда, откуда доносились грохот битвы и пронзительные крики сражающихся. Перед его глазами предстала безрадостная картина: от каравана – верблюдов и их наездников – не осталось ничего живого.
Внизу в ущелье торжествовали разбойники. Правда, их радость была недолгой. С удивлением они обнаружили, что не только перебили всех охранников и слуг, но и разбили все амфоры с драгоценным оливковым маслом, которые и являлись тем грузом, который глупый, а теперь уже и вполне мертвый хозяин собирался доставить в Энурез. Грабители рассеянно бродили между масляных луж. Некоторые из них удивленно чесали в затылке. Среди них был и предводитель разбойников, выделявшийся на фоне всех остальных роскошным зеленым шелковым халатом и усыпанной поддельными стразами абордажной саблей. Вид у главаря был расстроенный.
Конан улыбнулся и вовзратился к своему верблюду, который уже успел удобно расположиться в тенечке под склоном. Караван приказал долго жить, и сейчас Конан должен был идти один. Выбравшись из ущелья, Конан с удивлением обнаружил, что впереди не было никакой дороги, и только лишь голая пустыня расстилалась перед ним. Но у Конана с собой был внушительный запас воды и провианта, и он смело двинулся в путь.
Сначала трудности перехода по пустыне не казались ему слушком большими. Однако, когда на исходе первого дня от жары издох с виду такой живучий верблюд, движение сильно замедлилось, и вероятность благоприятного завершения его путешествия сильно уменьшилась. Но он продолжал двигаться вперед.
Так прошло еще два дня монотонного пути, в течение которых Конан беспокойно озирался и гадал, что ждет его дальше.
На четвертое утро наступил четвертый день его путешествия по пустыне. Пейзаж навевал тоску. Воды почти совсем не осталось. Надеяться приходилось только на чудо. Конан поднялся на очередную дюну и увидел мираж. По счету – уже седьмой. Мираж был великолепен – глубокое синее озерцо в центре апельсиновой рощицы приковало взгляд Конана. На берегу озерца, практически скрытая от глаз апельсиновыми деревьями, возвышалась небольшая тростниковая хижина с крышей из пальмовых листьев. Конан поспешил навстречу чудесному виденью и с радостью убедился, что это не мираж.
Он ступил под сень деревьев и жадно припал губами к живительной прохладной воде. Он пил и пил, фыркая, как лошадь, пока живот не раздулся, и язык вновь не приобрел способность говорить. А когда, утолив жажду, он обернулся, то увидел на пороге хижины красавицу такой изысканной красоты, что у него не хватило слов ее описать. Роскошная фигура девушки, ее черные смеющиеся глаза, коралловые губы и зовущий взгляд тут же пробудили в Конане дикого зверя. Не в силах подавить животные, спящие до сего момента где-то внутри инстинкты, он рывком поднялся с колен и бросился к девушке.
– Так, ладно. И на сегодня тоже хватит с творчеством. Честно говоря, испытываю какой-то легкий дискомфорт. Уже совсем испытываю много дискомфорта. Внутри. Поэтому пойду кататься на велосипеде.
Конан шел по заснеженной голой тундре. Видимость без телескопа была не дальше трех метров. Его могучая, завернутая в оленьи и собачьи шкуры фигура, дышала мощью и первобытными инстинктами. Заткнутый за пояс огромный боевой нож не оставлял никакого сомнения каждому встречному или попутному путнику, что перед ним настоящий свирепый воин, достойный уважения. На покрытом многочисленными шрамами лице ярко горели глаза, которые, казалось, на многие километры вокруг освещали белоснежный туманный пейзаж. Но прохожих не было – они здесь просто не выживали. И некому было оценить силу и неистовство взгляда Конана.