Ричард Длинные Руки - граф | Страница: 82

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– И получается? – спросила она насмешливо.

– Нет, – признался я сокрушенно. – Ни разу. Чаще всего из лягушек получаются простые крестьяне, несколько раз – дворянские дети. Раза четыре – бароны, и только однажды – граф. Правда, молодой и красивый. Сразу же взял спасительницу в жены, хотя она как раз и была жаба жабой.

Она слушала с некоторым удивлением, потом тряхнула головой.

– Ладно, пошли!.. Не отставай.

Мы двинулись через коридор, совсем не тот, каким казался ночью, даже стены отсвечивают теплым золотистым янтарем. Я долго думал, наконец сказал с глубоким убеждением, как плод долгих и мучительных раздумий над смыслом жизни:

– И вообще – жабы дурные. А лягушки – хитрые.

Она наморщила нос.

– Почему так решил?

– Да лягушки, – объяснил я глубокомысленно и с восторгом в голосе, – что только не придумывают! Вот одна, сидя в болоте, подслушала разговоры уток про теплые края, где никогда не бывает зимы, где целые тучи комаров, и все комары такие толстые и жирные…

Она слушала с интересом, я рассказал ей про лягушку-путешественницу. Сам увлекся, прекрасную историю придумал Гаршин, леди Элинор слушала с великим интересом, а когда я закончил, сказала задумчиво:

– Любопытные в ваших землях лягушки…

– Потому и говорят в народе, – объяснил я, – что Иван-дурак умнее, чем Иван – королевский сын. Потому что Иван-дурак женился на дочке короля, а королевский сын – на жабе… Э-э, в смысле та королевская дочь сидела в болоте, будучи лягушкой, и поджидала его, как паук муху. Вы ж, наверное, знаете ту историю?

– Нет, – ответила она с интересом. – У нас совсем другие истории.

– Ну как же, – сказал я с удивлением, – это ж все знают! Выстрелил Иван – королевский сын из лука и пошел судьбу искать. Притопал на болото, а там лягушка на кочке стрелу его в лапах держит. Или в пасти, неважно. Взглянул королевский сын на стрелу в лапах лягушки, узнал по отметке, вздохнул горько: «Никуда не денешься – придется жениться». И женился. Вот только простак не знал, а лягушка не призналась, что еще накануне сперла стрелу у него из колчана.

– Ого, – только и сказала она.

Я приосанился и сказал важно:

– Потому умные люди и говорят: не женитесь на лягушках, даже если вам кажется, что ваша судьба целиком в их лапах.

Она проворчала:

– Что у вас за лягушачий какой-то народ! У нас на лягушек вообще не смотрят. И сказки про них не придумывают.

– Наверно, – предположил я глубокомысленно, – на свете, кроме этого острова, есть еще страны?.. Трудно в это поверить, знаю, но все-таки, леди Элинор, я сам в этом чуде убедился!

Она хмыкнула, но ничего не сказала.

Мы ушли не так уж и глубоко, как сверху раздались крики, шум, донесся гулкий, словно в колодце, голос Адальберта:

– Леди Элинор!.. Леди Элинор!.. Срочно!

Она остановилась, лицо сразу напряглось, застыло на миг. Ноздри красиво вырезанного носа затрепетали, как крылья взлетающей бабочки.

– Зовут, – сказал я нерешительно, – но ведь кто посмеет вот так звать, если не сам король или анпиратор?

Она поколебалась, я видел, что ей, как и мне, страстно хочется добраться до сокровищ, но волшебница тоже могла задавить в себе нечто, сказала со сдавленной яростью:

– Вернемся. Но если зря, я их всех в жаб…

Наверху, не решаясь спускаться в запретное подземелье, Адальберт и Винченц, взволнованные, бледные, Адальберт сказал быстро:

– Ваша милость! Всего несколько минут. Вы должны послушать…

– Говори, – потребовала она.

– Не его, – сказал Винченц хмуро. – Ваша милость, вы должны послушать другого человека.

Он что-то недоговаривал, она сказала еще резче:

– Хорошо, пойдемте ко мне. Но если потревожили зря…

Винченц сказал упрямо:

– Да, мы знаем. В жаб. Проще бы промолчать. Но мы вам служим верно, ваша милость.

Они ушли, я остался, как дурак, не зная, куда идти и что делать, но если я простолюдин и челядин, то мне место в людской, где всегда горит очаг, где можно перекусить и попить пивка….

Там я и провел с полчаса. Как вдруг дверь распахнулась, Раймон прокричал так, будто в замке пожар:

– Дик, к хозяйке!

Я промчался наверх, рывок по коридору, дверь распахиваю толчком, все равно никого не зашибу, глаза преданно выпучены. Леди Элинор стоит в напряженной позе, бледная от ярости, под противоположной стеной. Внезапно пахнуло ледяным холодом, я всей кожей ощутил смертельную опасность, но не успел открыть рот, как сзади под ребра с двух сторон впились острые лезвия.

– Не двигайся, – предупредил жестокий голос, я узнал Винченца, но не рискнул даже скосить глаза. – Застынь!.. Теперь медленно руки назад… так…

Сильные руки схватили мои запястья, грубая веревка больно врезалась в кожу. Винченца я узнал бы по запаху конского пота и жареного лука. К нему примешивается аромат изысканных благовоний, и без запахового зрения вижу Адальберта, что прижал острие ножа к моему боку. Одно резкое движение, и острое как бритва лезвие пропорет печень. Никакая регенерация не поможет, помру от болевого шока.

Я все еще не двигался, потрясенный так, что все слова и мысли вылетели из головы. Где я прокололся? На чем?

Мощный толчок послал меня вперед, я едва не упал, пробежал невольно несколько шагов. Со связанными за спиной руками даже идти трудно, кто бы подумал, впереди леди Элинор с таким лицом, что если сделаю еще шаг, то сама прыгнет навстречу и вцепится в рожу. Хорошо, если еще не расцарапает с кошачьим визгом. Я наконец рискнул разлепить губы:

– Что случилось, ваша милость?

Винченц и Адальберт встали со мной рядом, ухватили крепко за локти. Леди Эленор приблизилась, грациозная и хищная, в глазах безумие, губы дрожат. Холод охватывал меня все глубже, рука волшебницы опустилась на рукоять небольшого, украшенного сапфирами кинжала на поясе. Пальцы стиснулись, она вся напряглась, глаза сузились так, что превратились в щелки.

– Кто ты?

Я дернулся, в черепе стучат молоточки, кровь носится по телу ошалело, сшибается встречными волнами. Я нервно облизал губы, постарался смотреть прежним бараньим взглядом, только донельзя испуганным.

– Ваша милость… кто я?

– Да, – прошипела она так яростно, что голос уже не человеческий, а как будто идет из поврежденного клапана. – Кто?

– Ваша милость… вы же знаете!

В моем голосе отчаяние, но она не отрывала взгляда от моего бледного и вытянувшегося в страхе лица.

– Не знаю, – ответила она четко, – но узнаю. У нас умеют развязывать языки!.. И еще… откуда ты?