Трибуны на долю секунды ошеломленно замолчали и затем взорвались негодующими криками.
— Позорники! Тупари! Сызрань — молодцы.
После пропущенного гола игра у заводчан не заладилась еще больше, они начали нервничать, попытки начать атаки не удавались. А у сызранцев, воодушевленных удачей, начало получаться всё. Уже дважды их нападающие били по воротам, и только благодаря собравшемуся вратарю, счет в игре не стал больше.
Вовка смотрел на его легкие прыжки и думал, что если надежды оправдаются, то сделает всё, чтобы Третьяков не оставил футбол и играл вместе с ним в одной команде.
Но вот то, что эта игра сдана, сомнений уже не было. Он прекрасно сам помнил такие моменты, когда вдруг всё перестает получаться и все попытки что-то изменить ни к чему не приводят.
Хотя заводчане по-прежнему значительно превосходили противника в физической подготовке и в последние минуты встречи все пытались пробить его оборону, но командной игры не было абсолютно.
Костин рвался вперед, пытался обвести сразу нескольких защитников и, в конце концов, терял мяч. Единственно, что после пропущенного мяча защита перестала ловить мышей и внимательно следила за действиями сызранцев. Но те, поняв, что не успевают за быстрым противником, вновь ушли в глухую оборону, даже и не думая атаковать.
Концовка матча прошла в постоянных атаках заводчан. Но гола так и не было. Раздался финальный свисток, и под оглушительный свист трибун игроки заводской команды, не глядя друг на друга, уныло побрели с поля.
В раздевалке впервые за последние две недели было тихо, ребята молча, без обычных шуток и подколок переодевались. Серегин стоял в углу, глядел на угрюмых пацанов и тоже ничего не говорил. Но когда тот или другой парень ловил на себе его изучающий взгляд, то сразу вспыхивал краской, думая, что именно его тренер считает виновником сегодняшнего проигрыша.
Зато в соседней раздевалке стоял неимоверный шум, сызранцы до сих пор не могли поверить, что они выиграли у заводской команды, которая до сих пор шла без поражений. Они кричали, смеялись, делились впечатлениями.
Когда оттуда в очередной раз донеслись слова:
— Оказывается, у заводских только понты и были, — кто-то из ребят не выдержал и плотно закрыл дверь.
— Что, правда уши колет? — жестко спросил Фомин и снова приоткрыл дверь. — Вы слушайте, слушайте, может, что полезное узнаете.
— Володя, закрой дверь, — сказал Серегин, — ребята и так переживают, они всё поняли. Поговорим о сегодняшней игре вечером и обсудим все ошибки. Пока же скажу, что еще не всё потеряно, и мы вполне можем побороться за первое место, если только больше не будем проигрывать. Давайте переодевайтесь и двигаем в пансионат.
Когда ребята вышли из здания, обычной сутолоки вокруг не наблюдалось, с трибун уже ушли все зрители.
Вовка шел, внутренне улыбаясь, глядя на унылые лица товарищей по команде.
Пожалуй, сегодняшний проигрыш пришелся очень кстати, а то у мальчишек уже звездная болезнь начиналась. Но вообще-то надо быстрей поправляться и выходить на поле, а то, не дай бог, продуем пару игр — и привет трудящимся. В поселке возьмут да еще кому-нибудь наваляют вечерком за хреновую игру.
В классе было тихо, и раздавалось только тихое шуршание перьев по бумаге. Сидеть за партой было неудобно. Вовка в который раз оторвался от писанины и задумчиво прикусил зубами кончик ручки, который и так уже представлял собой сплошной огрызок. За окном было темно, мела метель, порывами ветра в стекло бросало тучу снежинок, которые, шурша по стеклу, падали вниз. Декабрь выдался на удивление снежным.
— Фомин, Володя, ты чего не работаешь? — спросила его учительница литературы Варвара Николаевна, встав около него и разглядывая каракули в тетрадке. — Время уходит, скоро урок заканчивается, а у тебя сочинение почти не написано.
Вовка тяжко вздохнул.
«Господи! Как было бы хорошо, если бы в вечерней школе не было литературы. И кто ее только придумал. Мало я мучился в прошлой жизни, так теперь и здесь пришлось писать сочинение. Ёлы-палы! Целую вечность про Печорина не вспоминал, а теперь хочешь не хочешь, а пиши», — опять подумал он.
Варвара Николаевна проследовала к столу и, закутавшись в шаль, уселась на стул. В это время Вовка почувствовал, как ему на колени что-то положили, он глянул и увидел там пару тетрадных листков, исписанных аккуратным округлым девичьим почерком. Он глянул на свою соседку Лена Климова усердно писала что-то в своей тетрадке. Заметив его взгляд, она прошептала, не поворачивая головы:
— Вова, это тебе, я вчера для тебя приготовила. Только аккуратней списывай.
— Спасибо, — чуть слышно прошептал он в ответ и, храбро вложив листы в свою тетрадь, приступил к списыванию.
Рука, которой он сегодня со всего маху ударился о бортик, распухла и посинела, но ручку держать могла. Он автоматически переписывал то, что ему подсунула Климова, и даже не пытался вдуматься в смысл текста. Ленка всегда писала сочинения на пятерки. Фомин в который раз подумал: «Повезло, что Климова сама села ко мне за парту».
И сам смутился от этих мыслей. «Чего радуюсь, девчонке пришлось из-за болезни матери идти работать, школу бросить, а я доволен: есть кому подсказать».
Он усердно списывал дальше и вспоминал прошедшие месяцы, которые пролетели в трудах и заботах. Их команда все же выиграла осенний турнир, в дополнительной игре обыграв команду ДЮСШ. Приходил Аркадьев и еще раз пытался уговорить Серегина уехать в Москву, с Вовкой он не разговаривал, но Анатолий Иванович рассказал, что настырный москвич выспросил всё про лучшего игрока команды. После турнира всё вошло в свою колею, вновь начались трудовые будни в качестве ученика токаря, тренировки и учеба в вечерней школе. Но физорг своей задумки не оставил и все же уговорил Павла Александровича не противиться переходу его сына на работу кладовщиком. Как потом признавался Вовке, он изрядно струхнул, когда тот при первом разговоре побагровел и послал его подальше.
— Я, Володя, подумал, что быть мне битым сегодня, — признавался Юрий Александрович впоследствии своему юному кладовщику.
— Да не, Юр Саныч, у меня батя отходчивый! — махнул рукой Вовка.
— Ага, отходчивый, — согласился физорг, — вот только когда над тобой такая махина нависает, поневоле задергаешься.
Так что вскоре пришлось Вовке прощаться со своим участком и наставником. Толик ему намекнул, что на сухую прощание не пройдет, поэтому пришлось идти с ним в рюмочную, где после двух стаканов вермута Семенов на удивление быстро опьянел, после чего Вовке пришлось вести его домой. Ковшов уже на следующий день узнал о таком событии, но особо по этому поводу не выступал. И на прощание пожелал отличной спортивной карьеры.
Тренировки команды продолжались до снега, а после того, как была залита коробка, ребята приступили к тренировкам на льду. И сразу выяснилось, что почти треть команды на коньках стоит неважно, что совсем не прибавляло оптимизма ни Вовке, ни тренеру.