— Нет, позволь мне.
Отложив все тревоги, я стащила с Джо трусы, переплела наши пальцы и прижала его руки к подушкам. Он застонал, когда я медленно опустилась на него и замерла, целуя его, сводя с ума, и пустилась на нем вскачь, пока ни он, ни я не могли больше сдерживаться ни секунды. Словно потянуло назад воду во время отлива — меня долго не отпускали сладкие волны удовольствия.
Я рухнула Джо на грудь, все еще сидя на нем верхом, и ощутила щекой его сильно бьющееся сердце. Он погладил меня по спине, и я сказала, что люблю его. Помню, он поцеловал меня в лоб, натянул мне на плечи одеяло, и я задремала, еще когда Джо оставался во мне.
О Господи!
Как же мне с ним хорошо!
Юки разглядывала Джуни Мун, когда та клялась говорить правду и только правду.
В принципе подсудимым выступать не обязательно. Отказ от дачи показаний воспринимается негативно, но и согласие редко помогает делу, поэтому адвокат рискует, приглашая своего клиента в свидетельское кресло. Как бы хорошо ни было все отрепетировано, невозможно заранее знать, смутится ли обвиняемый, или разволнуется, или засмеется в неподходящий момент, или еще каким-нибудь способом восстановит присяжных против себя.
И все-таки Дэвис вызвала Джуни Мун для допроса, и жители Сан-Франциско вместе с наблюдавшими за процессом гражданами по всей стране затаили дыхание, желая услышать, что она скажет. Белая блузка на Джуни висела, простая синяя юбка западала у бедер. В заключении она похудела, и сильно, а когда Джуни подняла правую руку принести присягу, Юки заметила отчетливые синяки на предплечье.
В зале послышались приглушенные ахи и шепот. И Юки поняла, почему Дэвис рискнула всем и пригласила клиентку для дачи показаний: Джуни не выглядела ни шлюхой, ни садисткой.
Она походила на жертву.
Джуни поклялась говорить правду, поднялась к месту свидетеля и села, положив руки на колени, доверчиво улыбнувшись подошедшей Дэвис.
— Как поживаете? — спросила адвокат.
— Вы имеете в виду — в тюрьме?
— Да. С вами все в порядке?
— Да, мэм. Все хорошо.
Дэвис кивнула.
— Сколько вам лет, Джуни?
— В следующем месяце будет двадцать три.
— А когда вы вышли на панель?
— В четырнадцать, — тихо ответила Джуни.
— Как так получилось?
— Отчим надоумил.
— Вы хотите сказать, что ваш отчим сделал из вас проститутку? Что он был вашим сутенером?
— Ну, можно, наверное, и так назвать. Он занимался со мной сексом, как мне исполнилось двенадцать. А потом стал приводить своих друзей, и они тоже спали со мной.
— Вы когда-нибудь заявляли в полицию об изнасиловании или жестоком обращении?
— Нет, мэм, он сказал, что таким образом я плачу за жилье.
— Ваш отчим сегодня здесь?
— Нет, он умер три года назад.
— А ваша мать? Где она?
— Она отбывает срок за распространение.
— Понятно, — сказала Дэвис. — Джуни, вы достаточно умная девушка. Неужели вам обязательно быть проституткой? Разве вы не могли стать официанткой или продавщицей? Или работать где-нибудь в офисе?
Джуни кашлянула и тихо сказала:
— Заниматься сексом — все, что я умею, и я в принципе не против. Словно бы каждый день на короткое время у меня появляется близкий человек.
— Секс сближает вас с незнакомцами?
Джуни улыбнулась:
— Да, на какое-то время у меня хорошо на душе.
Дэвис помолчала, давая присяжным время проникнуться трагедией беззащитного юного существа, и мягко произнесла:
— Джуни, скажите, пожалуйста, жюри: вы когда-нибудь занимались сексом с Майклом Кэмпионом?
— Нет, ни разу в жизни.
— Так почему вы сказали полиции, что у вас был секс?
— Мне хотелось сделать им приятно, вот я и сказала то, что они ожидали услышать. Я… Ну, в общем, я такой человек.
— Благодарю вас, Джуни. Свидетельница ваша, — кивнула Дэвис Юки.
У Юки возникла мысль — решительная, простая и очевидная.
Сидевшая в свидетельском кресле Джуни казалась такой хрупкой и беспомощной, что лучше всего будет сейчас сказать — у обвинения нет вопросов, отпустить Джуни Мун в зал, а в заключительной речи порвать ее на части.
Ники Гейнс передал Юки записку от Рыжего Пса. Она взяла ее, когда судья Бендинджер нетерпеливо щелкнул резиновым браслетом у себя на запястье:
— Мисс Кастеллано, вы будете допрашивать свидетельницу?
Паризи писал кратко и сильно — всего четыре слова: «Иди и обставь ее».
Юки покачала головой и прошептала Рыжему Псу, перегнувшись через Гейнса:
— Лучше бы нам это пропустить.
Паризи нахмурился:
— Мне что, самому выйти?
Вот вам и очевидная мысль. Рыжий Пес сказал свое слово. Юки встала, взяла со стола фотокопию бланка подтверждения, что права задержанному разъяснены, и подошла к свидетельнице.
— Мисс Мун, — начала она без предисловий, — это признание прав. Вы помните этот бланк?
— Да, кажется.
— Вы умеете читать и писать, не правда ли?
— Да.
— Хорошо. Эта форма была вам вручена сержантом Линдси Боксер и инспектором Ричардом Конклином в отделении полиции девятнадцатого апреля. Здесь сказано: «Прежде чем мы начнем задавать вам вопросы, вы должны уяснить свои права. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде». Вот здесь инициалы. Это ваша подпись?
Джуни вгляделась в документ:
— Да.
Юки зачитала весь перечень полностью, останавливаясь на каждом пункте и обстреливая Джуни беглым огнем вопросов:
— Вы это понимали? Это ваши инициалы?
Раз, раз, раз.
После каждого вопроса Джуни внимательно смотрела на листок и отвечала:
— Да.
— А здесь, внизу, отказ от прав. Здесь сказано, что вы понимаете свои права, что не хотите адвоката, что к вам не применялись угрозы, что вас не принуждали. Вы это подписали?
— Да, мэм, подписала.
— Вы сказали полиции, что Майкл Кэмпион умер в вашем доме и вы избавились от его тела?
— Да.
— Вас обманывали или запугивали в полиции?
— Нет.
Юки подошла к столу обвинения, положила лист, получила одобрительный кивок от Паризи и повернулась к подсудимой: