Я не успел открыть рот, только подумал с уважением, что Гиллеберд очень умело выбрал человека, настолько преданного, что даже сейчас думает прежде всего о деле, с которым его послали, но Альбрехт вскочил и, с грохотом ударив руками по столу, заорал запальчиво:
– Клянусь всеми святыми, ответный удар будет нанесен по королю Гиллеберду тут же! А уже потом начнем разбираться: сами они додумались до такой дури или же посланцы вашего короля поработали, как всегда, сдуру и спьяну.
Пленник проигнорировал его, взгляд только на меня, я развел руками:
– Увы, все так сложно… Боюсь, что сэр Альбрехт прав. Кто бы ни попытался меня убить, подозрение падет на Его Величество короля Гиллеберда. Так что ответный удар, боюсь, неминуем. Мои лорды будут оскорблены, если не ответим сразу же и со всей жестокостью. Се ля ви, сэр!.. Мир жесток и не всегда справедлив. Но я надеюсь, что мы с Его Величеством королем Гиллебердом приложим все усилия, дабы сделать его светлее и радостнее. Передайте, что я не так жду посла, как советника по экономическим вопросам. С полномочиями заключать торговые договоры.
Стражи продолжали держать ворота распахнутыми. Пленный маг поклонился.
– Я все передам Его Величеству.
Двери за ним закрылись. Барон Альбрехт вздохнул, лицо из разъяренно-заносчивого сразу стало строгим и деловым.
– А что, – спросил он, приглушив голос, – у вас в самом деле есть такое…
– Нет, – ответил я шепотом, лицо Альбрехта не изменилось, но я ощутил, что он разочарован, и я добавил: – Но кое-что в рукаве есть, есть. Не со всем еще и разобрался, честно говоря! Мне бы в самом деле залечь в этой норе на зиму, чтобы не тревожили. Вдруг да смог бы разобраться, что нахапал по дороге?
– Много нахапали? – спросил он деловито.
– Много, – признался я. – Или не очень, определить трудно. Сперва нужно собрать все в кучу, а потом, когда разберусь… и если разберусь, тогда и пойму – много нахапал или… мусор подбирал. Кстати, выношу высочайшую благодарность, что мгновенно сообразили, как надо сыграть.
Он отмахнулся:
– Сэр Ричард, я же лорд… Я и должен быть вспыльчивым и заносчивым! Это признак благородного происхождения. От меня этого ждут. – Его улыбка стала шире, он сказал с уважением: – Он готов был вытерпеть любые пытки! Но вы его переиграли.
Я пожал плечами:
– Я не слишком… гуманист. Если бы можно было все получить пытками, я не стал бы ломать голову. Увы, стойкие и благородные люди почему-то есть и на той стороне.
Все это время Миртус молчал и вообще старался не двигаться, чтобы не привлекать внимание. Сейчас он глубоко вздохнул, спросил тихо:
– Ваша светлость… мне можно идти?
– Иди, – разрешил я. – Ты хорошо поработал, Миртус.
Белая ярость вьюги погрузила замок в пелену наподобие густого тумана. Я выглянул в окно, на миг почудилось, что утонули в молоке. Только когда перешел на другую сторону башни, там через белую круговерть рассмотрел мутное оранжевое пятно: светящийся камень продолжает работать, хотя в такую метель хозяин собаку из дому не выгонит и сам предпочтет, чтобы его повесили в тепле, чем выйти в такую жуть.
Прямо из стены вышел человек, на удлиненном лице саркастическая улыбка, брови резко изломаны в том стиле, что признан «мефистофельским», но глаза как у Паскаля: мудрые и все понимающие.
– Холодно? – спросил он бодро. – Не одобряете зиму?
Я ответил также приподнято:
– У природы нет плохой погоды, когда в душе человека огненная искра. Если ее раздуть, то что морозы?
Он удивленно вскинул брови.
– Огненная искорка? Это, простите за выражение, частичка Творца? Душа?..
– Именно.
Он покачал головой, в темных, как бездонные омуты, глазах я прочел немой укор.
– Простите, сэр Ричард, – сказал он несколько отстранение,подчеркивая,чтонекое установившееся понимание между нами начинает быстро истаивать, – но вы что-то не то говорите. Наши противники сделали все, чтобы извратить суть наших идей. Вот даже вы уверены, что мы пытаемся загасить эту искру… Не так ли? Я пробормотал в смущении:
– Ну… у меня пока слишком мало информации для окончательных выводов…
Он вскинул брови, внимательно вслушиваясь в слова, то ли незнакомые, то ли непривычно звучащие.
– Гм… Уже хорошо, что не делаете скоропалительных выводов. На самом деле между нашей фракцией и фракцией Михаила борьба за человека… продолжается. Не за то, чтобы загасить или раздуть эту искру, об этом не может быть и речи, а за наследство Творца..
Я буркнул:
– Он еще не умер, а вы уже имущество делите?
– Он все бросил, – отрезал Сатана жестко. – Бросил и покинул. Где он и что с ним – неизвестно. Не только мне, но и Михаилу. Как и всем другим архангелам, силам и престолам. А имущество, да будет вам известно, приходит в негодность, если о нем не заботиться!
Я сказал, защищаясь:
– Да вроде бы мир устроен так, что все в нем саморемонтируется! И саморазвивается.
– А в какую сторону развивается? – спросил Сатана. – Вот за выбор путей для человека и длится этот бой.
Я стиснул челюсти. Ненавижу, когда за меня кто-то выбирает: родители, воспитатели в детском саду, в школе и в армии, на работе, а кроме того – политики, дизайнеры, модельеры… За меня решают, что мне читать, надевать, каким шуткам смеяться, а каким хмуриться, я должен ненавидеть расизм и негров, говорить политкорректно и осуждать патриотизм, заниматься сексом часто и на виду – это говорит о моей лояльности, террористы и подпольщики сексом вроде бы не занимаются, во всяком случае не говорят о нем постоянно, к~юме того, я должен голосовать только за…
– Да пошли вы все, – вырвалось у меня, я поспешно добавил: – Простите, я выразил вслух реакцию нормального человека со здоровой психикой. За Творца никто не решает?.. Ну вот, а человек – по его образу и подобию. Он дал возможность человеку самому решать.
Он поморщился.
– Не смешите. Сами прекрасно знаете, что все на вас действует. Даже погода, дурное настроение, ушибленный палец, подгорелое мясо… А уж бродячие проповедники так и вообще способны увлечь за собой массы на любую дурь. Потому мы следим за человеком и пытаемся на него воздействовать так же, как и Михаил со своей шайкой лизоблюдов.
– Ого!
– Представьте себе! И человек по-прежнему – яростное поле боя. И каждый ваш поступок, как бы вы ни говорили о свободе воли, – следствие нашего воздействия. То есть фракции Михаила или моей!
Я помолчал, оглушенный и подавленный, но бунтарская нотка заставила промямлить:
– Да… кто спорит… Белый ангел за правым, эфроамериканец за левым… Каждый нашептывает свое… Ага, но все-таки, все-таки только нашептывают, но не рулят! А куда идти и в какую дурь вляпаться – выбираем сами. Так что насчет воздействия не преувеличивайте. Сами же сказали, что на нас действует даже поданный без сахара кофе, давка в транспорте или девка с вот такими!..