– Через месяц? Когда из больницы выписался?
– Зачем? Сразу влупил. Я ведь сказал – дерзкий. Только, когда у него кровь из губ хлынула, масан ваще психованный стал, и нашего больше никто не видел. И бабу его. И байк тоже…
– Тоже высосал?
– Дурак ты, чел, только прикидываешься умным, – сообщил Полстакана и отвернулся.
– Страшная история, мля, – покачал головой Дно. – Нам нальют или зря приехали?
Виолиций, наконец, оторвался от высокопоставленных дам и быстро наплескал Шапкам виски, а пока конец суетился с бутылками, наёмник стащил со стойки салфетку и успел, прикрываясь рукой, написать: «Не смей её трогать!»
К сожалению, Виолиций, которому Шарп сунул салфетку, не глядя скомкал её, выбросил и вернулся к обслуживанию Роксаны.
Наёмник, не стесняясь, выругался.
– Что говоришь? – получив выпивку, Шапки немного успокоились, и Полстакана даже не выхлебал виски залпом, а неспешно потягивал. – Мы тут раньше не бывали. Если бы не масаны – хорошее было бы место.
– Да, да, да…
Шарп взял ещё одну салфетку и большими буквами вывел: «Виолиций! НЕ ПОКАЗЫВАЙ ВИДУ И НИЧЕГО НЕ СПРАШИВАЙ! ТЫ ИДИОТ! НЕ СМЕЙ ДАЖЕ СМОТРЕТЬ НА РОКСАНУ, ВАЛИ ДОМОЙ СЕЙЧАС ЖЕ! И НЕ ЗВОНИ МНЕ СЕГОДНЯ, ТАК НАДО!»
Перечитав, Шарп подчеркнул некоторые слова и решил, что даже, будучи трезвым, Шапка смог бы усвоить этот текст.
– Допивай, – сказал он Полстакана. – Я ещё закажу.
– Хороший ты чел, Шарп! И не сдал нас тогда! – Дикарь всосал последние капли и со стуком опустил стакан на стойку. – А что ты пишешь?
– Почитай нам, – попросил Дно.
– Ничего я не пишу. – Наёмник прижал палец к губам. – Расскажи лучше… Ну, как там у вас дела? Что говорит фюрер?
– А кто его слушает? Мы с Дном не слушаем! Я вот писать не умею. Читать немножко могу, ну, знаешь: универсам, продукты, пиво… Простые слова. А Дно, как недавно оказалось, даже не знал, что это слова и буквы. Он думал, это рисунки такие человские. Запомнил их и так жил. Он тупой, правда?
– Я тебе, клоуну, сейчас хребет сломаю! – пообещал Дно. – Э, как тебя! Ушастый! Иди сюда, набулькай заново, а то у нас кончилось!
Роксана и её компаньонки посмотрели на дикарей с холодным негодованием, и Шарпу пришлось вежливо улыбнуться и сделать знак: мол, потерпите чуть-чуть, мы уже уходим. Однако терпеть командорша не стала: что-то прошептала товаркам, ещё раз покосилась на Шапок и гордо покинула бар.
– Ненавижу чудов! – протянул Дно, разглядывая дно стакана. – Было дело, я штук десять прикончил в одном бою!
– Да, были времена! – согласился Полстакана. – А теперь что? Даже в баре тормозят… Эй, коротышка, ты хочешь, чтобы я тебе ноги в узел завязал? Тащи бухло снова!
Вместо бухла Виолиций подтащился сам и обиженно уставился на Шарпа.
– Знаешь, а ведь я могу вызвать охрану, и тогда…
– Ха! Напугал: охрана! – Дно толкнул в бок приятеля, предлагая посмеяться, но тот покачал головой. – Ой, ёлы, тут же масаны… Ну что за место? Виски не наливают, в охране – масаны! Спящий спит и не видит, во что превратилась Земля…
– Вот только о Спящем не надо! – поморщился Виолиций, вновь наполняя стаканы Шапок. – Шарп, надеюсь, это не те, кого ты нанял.
– Других бы сюда не впустили.
– Чтоб я так жил…
– Боишься, что проснётся Спящий?! – загоготал Дно. – Вот тогда он поможет нам порядок навести. Верно, Полстакана?
– Пей молча, – попросил его более осмотрительный друг. – Мы же на работу ещё толком не устроились. Помни, что уйбуй у нас тупой.
Шарп расстелил салфетку на стойке и, загораживая её плечом от болтливых Красных Шапок, пытался гримасами привлечь внимание бармена, но Виолиций был слишком расстроен то ли уходом Роксаны, то ли поведением гостей и в нужную сторону не смотрел, норовя скосить взгляд в сторону дверей, за которыми исчезла командорша.
А в тот самый миг, когда наёмнику почти удалось склонить голову конца к салфетке, бармен шумно выдохнул и сообщил:
– Я отлучусь. Если что надо – обращайтесь к напарнику…
– Погоди немного, – взмолился Шарп пухлой концовской спине. – Пять минут!
– Я устал! – пропищал Виолиций, исчезая за маленькой дверцей в подсобное помещение бара. – Увидимся!
«Вот и славно, мой лопоухий похотливый друг, – подумал Шарп. – Самое лучше, что ты можешь сейчас сделать, – это запереться в маленькой комнате и посидеть в ней… А если ты выйдешь, я тебя…»
– А тут прикольно, – сообщил Дно, вытирая потный лоб той самой салфеткой, на которой наёмник писал воззвание к концу. – Надо сюда ходить.
И выразительно посмотрел на Шарпа.
– На сегодня всё! – сообщил тот, посмотрев на часы. – Завтра позвоню и скажу, куда приезжать.
– Зачем приезжать? – не поняли дикари.
– На работу.
– Мы не работаем, нам нельзя.
Всё начиналось по новой. Сначала Шарп хотел разораться, однако тот факт, что конец укрылся в подсобке, привёл наёмника в благодушное настроение, и он просто напомнил:
– Теперь вы храбрые охранники. Крутые, как драконы.
– Как рыцари ложи Драконов, – приосанился Дно.
– И как рыцари тоже.
– По самой последней! – потребовал Полстакана. – На посошок, стременную и всё такое ваше, человское. И поедем, а то у нас уйбуй тупой.
– Можно сначала по предпоследней? – внёс своё предложение Дно. – А то мало ли как последняя пойдет? Надо потренироваться.
– На вас уже масаны недовольно поглядывают, – доверительно сообщил Шарп. – Там, из кустов.
– Мы им не нравимся? – нахмурился Дно.
– Хуже, если понравимся! – Полстакана сел ровнее. – Давай, Шарп, давай, заказывай последнюю, и едем отсюда! Жуть меня от них берёт.
Дикари заткнулись, сменщик Виолиция обслужил троицу, и Шарп окончательно успокоился.
Денёк выдался нервный, но, в сущности, удачный. Главное, что ничего плохого не произошло. Все заботы перенесены как минимум на завтра, а до завтра много чего может случиться… например, Альфонсо попадёт под троллейбус и разольёт масло… или сначала разольёт масло, а потом попадёт под башенный кран… или…
«Только пусть сначала заплатит!»
И в этом случае всё действительно закончится хорошо…
Однако день, как выяснилось, продолжался, потому что, когда наёмник с бормочущими от удовольствия Шапками подходил к воротам, на территорию клуба въезжал грузовик, на подножке которого…
– Не может быть!
На подножке грузовика стоял Виолиций и что-то стремительно объяснял шофёру.
– Скотина! – Шарп развернулся к стоящему у проходной масану. – Это что?