– Не поняла даже. Сначала у него поднялась температура, потом давление стало девяносто на сорок пять… Два раза вырвало… Может, наркотики принял, а может, просто с бодуна… Я сама ничего не поняла. Думаю, что он еще не осознал, что произошло. Он крутится на какой-то своей орбите, и мы с ним уже никогда не пересечемся…
– Может, это нервы? – предположила я.
– Вполне может быть, – согласилась со мной Ира.
В тот вечер она не курила, мы с ней выпили немного водки, поужинали и, уставшие, легли спать. Утром встали, выпили по чашке кофе и поехали в клинику. Ира снова надела черную юбку, белую кружевную блузку, подкрасила губы и опять стала похожа на мою прежнюю красивую сестру.
А после обеда она вошла ко мне в кабинет белая как мел и сообщила новость: Эмма Китаева убита.
– Я пила кофе в холле. Там работал телевизор… Передавали криминальные новости. Я знала, чувствовала, что это он… Это он ее убил, Вадим. Нервы у него… Господи, Зоя, как хорошо, что я переехала к тебе! Мне бы сигаретку…
Анна Тот, высокая девушка с длинными русыми волосами и идеальной челкой над бровями, во всем черном, даже сережки у нее были с черными камушками.
Мягкой кожи вместительная сумка коричневого цвета болталась на ее руке, позванивая золочеными шариками, когда она входила в кафе «Эмма», где мы договорились с ней встретиться. Понятное дело, что в кафе собралось в этот вечер довольно много народу: друзья, знакомые и, насколько я понял, постоянные посетители кафе, которые заглянули туда в надежде хоть что-нибудь узнать о внезапной гибели молодой хозяйки заведения.
На круглом столике в зале кафе портрет Эммы в рамке с черной лентой, ваза с красными и белыми розами.
Катя Мертвая, которая сидела со мной, пока я дожидался приезда Анны Тот, поглядывая на портрет, недовольно морщилась и тихо твердила мне, как если бы я здесь что-то решал: «И к чему этот траур в кафе, людям кусок в горло не полезет, можно было бы установить все во внутренних помещениях… Уверена, Эмме бы понравилось. Она всегда первым делом думала о своих гостях… Те, кто знал Эмму, и так почтут ее память».
Я не знал, как правильно отреагировать на ее слова, а потому просто кивал.
– Смотрите, люди приходят и приходят… Просто в голове не укладывается, что Эммы больше нет. Это не-воз-мож-но! Это кошмарный сон, который никак не кончится…
– Катя, скажите, вы знаете что-нибудь о завещании Эммы?
– Знаю, – буркнула она. – Я вообще все про Эмму знаю. Но вы же следователь, вы-то лучше меня должны все знать!
– Через час копия завещания будет у меня в кармане, но пока что… Чтобы не тратить время напрасно, может, расскажете мне предысторию этого завещания?
– Эмма была небедной женщиной, но ее финансовые дела – тайна за семью печатями. Вы даже представить себе не можете, как теперь будет все трудно и сложно! Ведь теперь за все буду отвечать я!
– Но постойте… У нее же есть прямые наследники: родители, двоюродная сестра Валентина…
– Родители ее люди состоятельные, у них у каждого есть свой волшебный источник финансового, как любила говорить Эмма, вдохновения. Но поскольку они все же ее родители и она предполагала, что им захочется иметь что-то в память о своей единственной дочери, то она завещала им свои детские куклы, детские потрепанные книжки и два школьных дневника. Я сама лично видела, как она упаковала их в большую розовую коробку и убрала на верхнюю полку своего гардероба. Она даже надпись сделала на коробке: «Дорогим родителям». Еще посмеялась, сказала, что родители до этого дня не доживут и что, скорее всего, этими куклами будут играть ее дети, а может, и внуки. Она не собиралась умирать, да и завещание составила лишь потому, что была человеком в высшей степени ответственным, понимаете?
Но я тогда, честно говоря, ничего не понимал.
– Что вообще побудило ее написать завещание, это в ее-то возрасте?
– Говорю же, чувство ответственности, – прошептала Катя, глотая слезы. – О, смотрите! Анечка!
Она вскочила и бросилась к дверям, где показалась Анна Тот. Подруги обнялись. Анна была выше Кати на целую голову и выглядела очень респектабельно, несмотря на молодость и очень нежную, почти детскую кожу и розовый румянец во всю щеку.
Увидев портрет Эммы в траурной рамке, Аня зажмурилась, потом отвернулась и разрыдалась на плече у Кати.
Катя подвела ко мне Аню, я представился. Глядя на красивую Аню, словно сделанную из самых дорогих природных материалов, я понял того венгра Тота, который заполучил ее, русскую девушку, себе в жены, и теперь живет с ней, не нарадуется.
Вот такие мысли бродили в моей голове, пока я разглядывал красавицу Аню и ее румянец.
Потом я начал задавать ей разные вопросы, но ничего нового не услышал. Да, она тоже бывала у Зоси (она называла ее на польский манер «пани Зося»), и все, что ей предсказывала в свое время Зося, всегда сбывалось. Она была настоящей волшебницей!
В превосходной степени рассказывала Аня и о Норе, своей подруге и соседке, образованной, интеллигентной женщине. Несмотря на разницу в возрасте, Аня находила ее молодой и очень интересной. Вот только в личной жизни у нее не все складывалось так, как ей хотелось бы. Не было у нее семьи, и детей не было. Она вот уже несколько лет заботилась о старом больном деде, оплачивала сиделку. Аня предположила, что Нора не может выйти замуж именно из-за того, что в ее доме живет старый, нуждающийся в уходе человек.
– Надо же, какая судьба! – воскликнула Аня. – Какая цепочка из нас, дур…
– Не понял…
– Вот, захотели девушки заглянуть в свое будущее. Я рассказала Норе о своей встрече с Зосей, она загорелась, сказала, что давно не была в Москве, надо бы поехать, походить по музеям, театрам, а заодно навестить эту Зосю… Нора как-то призналась мне, что мужчина, с которым она встречалась вот уже два года, заметно охладел к ней, стал реже звонить и избегать встреч. Нора подозревает, что у него появилась другая женщина, и по этому поводу сильно переживает. Мужчину зовут Джеза, я видела его, очень красивый, к тому же вдовец. Он был бы хорошим мужем для Норы. Не знаю, что уж там случилось, никто не знает. Нора – гордая, она не выясняет с ним отношений, воспринимает его таким, какой он есть, и ждет его звонков… Переживает. Понятное дело, что она приехала в Москву не только ради Зоси, просто ей захотелось развеяться, сменить обстановку, а еще она очень любит музеи, выставки, покупает картины русских художников.
Я мог бы и дальше разговаривать с Аней о ком и о чем угодно, но я понимал, что теряю время: все было ясно и с Аней, и с Норой.
У меня была договоренность с Мариной Болотовой, что она подъедет сюда же, в кафе, чтобы ответить на мои вопросы. Конечно, я мог бы встретиться с ней на нейтральной территории, но мне хотелось увидеть ее лицо в тот момент, когда она увидит этот портрет Китаевой в траурной рамке. Он сыграет свою роль – реакция Болотовой будет естественной. И если это она приложила руку к убийству Эммы, то я, быть может, смогу это понять.