Вилла вполне подходила под те шаблоны, которых я опасался. Дверные ручки вызолочены. Пол в гостиной, как и стол, из белого мрамора. Интерьер, однако, был чем-то симпатичен, скорее всего ощущением декадентского уюта. Диваны и кресла такие глубокие, что, увязнув в них, хотелось больше никогда не вставать.
На втором этаже оказалось несколько больших спален. Я не замедлил обнаружить следы пребывания женщины: косметику в ванной, полтора десятка разных шампуней. Разбросанные платья. Гипотезу о Бьёрне пришлось отмести. Юбки, узкие и короткие, прямо-таки пахли молодостью и худобой. Слава богу, я женился не на старой бочке.
И нигде никого: уж не на невидимке ли я женат? В левом кармане у меня лежали презервативы моего предшественника: очевидно, мы были весьма свободной парой. Я еще не познакомился с моей женой, а она уже мне изменяла. И я ей, судя по всему, тоже.
Мне хотелось есть. Я спустился на первый этаж. Нет ничего приятнее, чем перекусить в чужой кухне. В американском холодильнике хватало снеди для прокорма Швеции – копченый лосось, сметана, – но были и обычные продукты. Я взял яйца, сыр и соорудил себе омлет.
В углу нашелся хлеб; я пощупал его – утренний. Я сунул несколько ломтиков в тостер, внутренне содрогнувшись при мысли, что мой предшественник ел этот хлеб на свой последний завтрак.
Уплетая за обе щеки, я услышал, как хлопнула входная дверь. О бегстве я даже не подумал. Все равно в доме наверняка пахло жареным хлебом и яичницей, какой смысл прятаться? И потом, мне следовало привыкнуть к невероятному, но законному праву: я был у себя. С присущим мне фатализмом я откусил кусок тоста и сел поудобнее, как дома.
Запах еды привлек в кухню мою, как я мог предполагать, супругу. Она ничуть не удивилась при виде меня. Я был удивлен в тысячу раз больше.
– Добрый вечер, – поздоровалась она, очаровательно улыбнувшись.
– Добрый вечер, – ответил я с полным ртом.
– Олаф не с вами?
Мне бы сказать, что это я, но рефлекс не сработал и случай был упущен.
– Нет, – ответил я, пожав плечами.
Она восприняла это как должное и, выйдя из кухни, поднялась на второй этаж.
Я в растерянности доел омлет. Мне не приходилось слышать о шведском гостеприимстве, но я был ошеломлен: эта молодая особа застала в своей кухне незнакомца, поглощающего ее припасы, и нимало не возмутилась. Более того, похоже, сочла это вполне естественным. И, что меня поразило в высшей степени, даже не поинтересовалась, кто я такой. Я на ее месте выставил бы меня за дверь.
Вилла подготовила меня к встрече с кем-то другим. Эта молодая женщина, на вид лет двадцати пяти, ничем не походила на обычное население подобного рода жилищ: она была приветлива, не шарахнулась от меня, не ощупала глазами, определяя, ее ли я круга. Я отнес эти достоинства на счет ее национальности и тут же разозлился на себя: экую сморозил банальность, приписав первой встречной шведке черты, которые сам же поспешно постановил считать типично шведскими, – как будто одна ласточка делает весну, как будто личность незнакомки была здесь ни при чем. В Швеции, как и повсюду, наверняка встречаются подозрительные и заносчивые буржуазные дамочки. Мне вспомнились строгие, чопорные жены из фильмов Бергмана.
Я не мог не оценить вкус моего предшественника. У нее была идеальная скандинавская внешность: высокая, стройная, белокурая, голубоглазая, с тонкими, под стать фигурке, чертами. А самый смак в том, что она, не ведая того, была моей женой. Доедая свой ужин, я улыбался. Какая прелесть! Я даже имени ее не знал.
Я пошел в гостиную выкурить сигарету. Вскоре молодая женщина появилась в дверях.
– Вы, конечно, ночуете здесь?
– Я не хотел вас стеснять… – пробормотал я, всерьез оробев.
– Вы меня ничуть не стесните. Олаф вам показал вашу комнату?
– Нет.
– Идемте, я вас отведу.
Я ахнул, увидев, что она несет мой чемодан, и кинулся забрать у нее ношу. На втором этаже хозяйка показала мне просторную спальню со всеми атрибутами комфорта из журнала по дизайну и интерьерам.
– Я вас оставлю, располагайтесь, – сказала она, спускаясь вниз по лестнице.
К моим апартаментам примыкала личная ванная. Я долго стоял под душем, намыливаясь гелями и шампунями, по всей вероятности шведскими. А может быть, в этом доме и сауна есть? Нет, это финское ноу-хау. Теперь, будучи счастливым супругом скандинавской женщины, я не должен допускать подобных промахов, простительных для начинающего. По выходе из ванной меня ждал махровый халат. Я засомневался, стоит ли спускаться вниз в таком облачении, но потом решил, что это даст мне тему для разговора и послужит тестом на сближение.
Застав хозяйку в кухне, я спросил, допускает ли она вольную форму одежды или предпочтет, чтобы я переоделся в костюм с галстуком? Она посмотрела на меня с недоумением:
– Нет, что вы, так очень хорошо. Олаф не сказал вам, когда вернется?
Я ответил отрицательно, что ее, похоже, не удивило.
– Я положила шампанское на лед. Хотите?
Я округлил глаза:
– В честь чего?
– Просто хочется. Вы любите?
– Да.
Она откупорила «Вдову Клико». Меня слегка резанула мысль о ее, хоть она о том и не знала, общем статусе с этой дамой.
– Я ужасно люблю шампанское и терпеть не могу пить одна. Вы окажете мне услугу.
– Я ваш покорный слуга.
Шампанское было до того ледяное, что вышибало слезу. Именно такое я всегда любил.
– Как вас зовут?
– Олаф, – ответил я без колебаний, слегка осмелев от ударивших в голову пузырьков.
– Как моего мужа, – заметила она.
Стало быть, они действительно были женаты. И она, стало быть, действительно вдова. Если только не примет в мужья меня. Как же ей это объяснить?
Она наполнила мой фужер. Я понял, что упустил момент: надо было спросить, как ее зовут, когда она спросила об этом меня. Теперь это прозвучит уже неуместно.
– Шампанское лучше любой еды, – проронила она.
– Вы хотите сказать, что это лучший напиток к любой еде? – уточнил я на правах француза, посвящающего в тонкости языка.
– Нет. Видите ли, я не ужинаю. Шампанское – это и питье, и еда.
– Смотрите, так можно и опьянеть.
– Я этого хочу. Опьянение от шампанского – это просто клад.
Она говорила без малейшего акцента. Я был поражен. Парадоксальным образом это выдавало ее иностранное происхождение. Такого идеального выговора не могло быть у француженки.
– Простите, что не говорю с вами по-шведски… – начала она.
– И правильно делаете, – перебил я ее. – Никогда не упускайте случая попрактиковаться в языке страны, в которой живете.