Когда он закончил, герцог еще несколько мгновений сидел в той же хищной позе, а затем откинулся на спинку кресла. Некоторое время в кабинете висела напряженная тишина, потом герцог нервно хмыкнул:
— Вот, значит, как… Неужели они догадались… — Он тут же оборвал себя. Спустя еще некоторое время герцог вскинул подбородок и уткнул в Беневьера острый взгляд.
— Значит, говоришь, орков и след простыл?
— Да, мой господин.
— Прекрасно, прекрасно… и только младшая принцесса сумела обнаружить небольшую орду?
— Да, мой господин. — Беневьер согласно закивал.
— А с тех пор никто, даже она сама, больше не могут отыскать следов многотысячной армии, которая не проходила обратно, но и не появлялась в других местах?
— Да, мой господин. — Беневьер открыл было рот, собираясь развить тему, но вовремя остановился. Все, что он мог сказать по этому поводу, он уже сказал, а мусолить одно и то же герцог крайне не любил.
— Что ж, орков мы ей отыщем! — с хищной усмешкой кивнул сам себе герцог. — Вот что, Беневьер, пригласи-ка ко мне Измиера… и готовься — через пару дней поедешь со мной.
— Куда, мой господин? — вежливо спросил Беневьер, хотя ответ на этот вопрос был ему совершенно ясен.
— На юг. К армии…
Однако перед отправлением следовало сделать кое-что еще…
Когда небольшая кавалькада, покинувшая замок через боковую калитку, остановилась на опушке, на небе уже должны были зажечься звезды, однако на этот раз небо было затянуто тяжелыми, низкими тучами. Герцог бросил взгляд на небо и невольно поежился, попутно удивившись тому, как быстро изменилась погода. На периферии сознания мелькнула мысль, что это неспроста, но жгучее нетерпение, вызванное рассказом Беневьера и соображениями, возникшими как его следствие, яростно набросилось на эту мысль и загнало ее в самый дальний угол. Герцог решительно перекинул ногу через луку седла. Верный Измиер принял поводья и, тревожно косясь на небо, заметил:
— Сегодня нехороший день, господин…
Эгмонтер раздраженно дернул плечом:
— Не твое дело! — И, упрямо стиснув губы, двинулся по направлению к почти неразличимой в быстро сгущающейся темноте башне.
Спустя сорок минут герцог, отдуваясь, вылез из люка в полу башни. Проклятая глыба, он едва не опоздал! Эгмонтер бросил взгляд в небо, но оно было так плотно затянуто тучами, что казалось, они клубятся сразу за зубцами. Сколько точно оставалось до полуночи, было неясно, но ясно было, что считанные минуты (если только она уже не наступила). Герцог торопливо вывалил содержимое кошеля на камень и дрожащими от испытанного напряжения и волнения руками запалил свечи…
Некоторое время, как и в прошлый раз, ничего не происходило. Эгмонтер, чертыхнувшись сквозь зубы, уже решил было, что пропустил-таки полночь (о том, что искомый человек мог быть просто убит во время набега орков, он старался не думать), но тут камень, лежавший в углублении Колыбели Глаза, вдруг вспыхнул, да так ярко, что герцог невольно отшатнулся. А камень начал разгораться все сильнее и сильнее. Эгмонтер скрипнул зубами (да что ж это сегодня все идет наперекосяк!) и, поспешно выхватив кость, торопливо, но крайне осторожно протянул руку к левой свече. Однако ее пламя, до сего мига едва тлевшее, внезапно тоже ярко вспыхнуло и выстрелило язычком, пытаясь дотянуться до открытой плоти герцога. Эгмонтер испуганно вскрикнул и отдернул руку, уронив кость. А язычок, не найдя искомого, злобно затрясся и потянулся к стоящей рядышком Колыбели. В этот момент покоящийся в Колыбели сгусток огня ярко полыхнул, будто наконец разогревшийся кусок антрацита, и в свою очередь выстрелил двумя язычками в сторону стоявших по обеим сторонам Колыбели свечных огарков. Над верхушкой башни пронесся протяжный вой, как будто кто-то ранил магическим оружием темную тварь, а затем камень и два огарка на мгновение вспыхнули ярким светом и… потухли.
Когда глаза герцога вновь привыкли к темноте, он осторожно, выставив перед собой кость, приблизился к алтарю. Картина, открывшаяся его взору, привела его в крайнее бешенство — вот так, сразу, в один миг лишиться нескольких ценнейших артефактов… Вместо двух свечных огарков на камне алтаря пузырились лишь две грязноватые лужицы, лежавший рядом кусок шкуры превратился в скукожившуюся и спекшуюся массу, а от рубинового камня, находившегося в углублении Колыбели, остался только мелкий пепел… Герцог взревел и, выхватив короткий меч, принялся с остервенением лупить по поверхности алтаря. Спустя десять минут, утомившись, он рухнул на пол и привалился спиной к алтарю. Вот Темные боги, ну было же у него предчувствие, что сегодня не слишком удачный день, да и Измиер предупреждал. Несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было магических способностей, у его телохранителя был прямо-таки звериный нюх на опасность. А если бы огонь Свечи падали успел коснуться его руки… От этой мысли герцога прошиб пот. Он торопливо отодвинулся от алтаря, которому его гнев практически не нанес никакого вреда и, поднявшись на ноги, попытался засунуть меч в ножны. Меч не входил, герцог покосился на меч и зло скривил губы.
Ну конечно… хлипкое лезвие церемониального меча (он не успел переодеться, пустившись в путь в том же одеянии, в каком присутствовал на торжественном обеде) перекорежилось от остервенелых ударов по прочному камню. Герцог хотел было раздраженно отшвырнуть изувеченный клинок, но сдержался — в рукоять меча были вправлены довольно дорогостоящие самоцветы, да и не следовало оставлять в ТАКОМ месте ничего своего. Последнее окончательно привело его в чувство. Герцог покосился по сторонам, затем отошел к самому краю башни, осторожно зажег над головой небольшого «светляка» и настороженно уставился на алтарь. Ничего не произошло. Эгмонтер вздохнул, выпростал из штанов рубашку, орудуя изуродованным клинком, оторвал от ее подола длинную полосу и, чуть добавив «светляку» яркости, принялся тщательно выискивать и вытирать разбрызганные по камням капли пота и крови от содранных в приступе бешенства рук. Когда он закончил с этим делом, восток уже слегка заалел. За работой он даже не заметил, как отступили тучи и небо осветилось звездами. Герцог последний раз провел тряпкой по еще одному подозрительному камню, на который МОГ ПОПАСТЬ его пот, со скрипом распрямился и перевел дух. Что ж, в его жизни тоже случаются неудачные времена, будем считать, что сегодняшняя ночь из этой категории, и надеяться, что она окажется самой большой неудачей из тех, что ожидают его в ближайшее время. Тем более что эту ночь нельзя считать полностью неудачной, ведь главное он узнал: тот (или та), в ком течет чистая, незамутненная и неразбавленная кровь Марелборо, все еще жив…
На следующий день двор замка наполнился конским топотом, лязгом оружия и густым запахом мужского пота, чеснока, металлической окалины и навоза. То есть именно теми запахами, которые испокон веку сопровождают солдат. Всю дружину герцог собирать не стал. Более того, большинство в отряде, который он уводил с собой на юг, составляли неопытные новички, набранные в дружину за последний год. Конечно, они уже многое умели (Измиер драл с подчиненных три шкуры), но на фоне действительно опытных бойцов пока еще смотрелись весьма бледно. Эгмонтер выбрал их сознательно. До сих пор ему удавалось искусно маневрировать, приобретя немалый авторитет и влияние среди соседей, но при этом оставаясь в глазах придворных вельмож, по уши погрязших в том, что называлось у них «большой политикой», и считавших себя непревзойденными мастерами тонкой интриги, всего лишь малозначимым окраинным «лордиком». Ну как же… кем еще мог быть мелкопоместный виконт, бывший управляющий у прежнего герцога Эгмонтера, ставший герцогом только потому, что у бывшего герцога и нынешнего императора как-то не оказалось законных наследников, а в период борьбы за корону ему нужен был надежный «смотрящий», сидящий на собственном герцогстве. Так что пока герцогу удавалось оставаться вне всяческих раскладов.