— Ваша осведомленность, Халиф, убеждает меня в том, что ваш человек слишком много знает.
— Значит, в саду. Я провожу вас к месту, постель соберет Альфия.
— Простите, Халиф, за нескромный вопрос. Если не секрет, кто она?
Халиф понимающе улыбнулся:
— Я представляю ее всем, как свою племянницу, но мы не родня. Ее отец был русским, моим приятелем. Его убили во время узбеко-киргизского конфликта в Оше. Убили просто так, ни за что. Он был чужаком и для узбеков, и для киргизов. Пырнули ножом в сердце — и все. Может, даже кто-то из тех, чьих отцов или братьев он лечил. Я взял Алю к себе. Тогда была жива моя жена. Девочка воспитывалась у нас. Окончила институт иностранных языков. Вышла замуж, но неудачно.
— Она хорошая женщина, — сказал Андрей с сочувствием.
Халиф улыбнулся снова:
— То же Аля сказала о вас, когда вернулась с базара. Она не знала, кто вы, но я понял.
— Вы уже тогда приглядывали за мной?
— Мы не приглядывали, а присматривались к вам с того момента, как вы появились у Ширали-хана. Если учесть, что Иргаш стал изучать вас значительно раньше, греха в наших действиях не было.
— Аля мне очень нравится, — сказал Андрей, оставив неприятную для обоих тему.
— Судя по тому, что она говорила, вы тоже затронули ее сердце.
— Об этом мне трудно судить.
— А вы спросите ее сами.
Топчан, вкопанный ножками в землю под огромным ореховым деревом, был удобным и широким. Андрей разделся и лег. Постель показалась ему холодной и влажной — должно быть, недавно выстиранные простыни до конца не высохли. Он растянулся на спине во весь рост, натянул до подбородка тонкое тканевое одеяло. Напряжение дня сразу спало, и приятное ощущение расслабленности и покоя наполнило тело.
Над головой, распространяя острый эфирный запах, шелестели листья южного ореха.
Андрей глубоко вздохнул и закрыл глаза. Неожиданно он услышал легкое поскрипывание песка и насторожился: открыл глаза, приподнялся на локтях. Из-за ближайшей яблони появилась женская фигура. Он сразу узнал Альфию.
Одетая в легкий шелковый халат, она шла и несла в руках блюдо с фруктами. Огромная луна, светившая ей в спину, просвечивала халат насквозь, и Андрей не столько увидел, сколько в воображении дорисовал ее тело — узкую талию, широкие бедра, стройные ноги. Распущенные волосы свободно спадали на ее плечи.
Андрей сел на постели.
— Я вас не разбудила? — голос Али прозвучал тихо и напряженно. — Вы не сердитесь? Если что, простите, я уйду.
— Нет, все нормально.
Она, продолжая объяснять свое появление, сказала:
— Так уж повелось: ложусь поздно, долго не могу заснуть, а поговорить не с кем.
— Я не хочу спать, садитесь, поговорим.
Она вздохнула. Он протянул ей навстречу руку.
Она осторожно поставила блюдо на столик, ножки которого, так же как и у топчана, тонули в земле, и подала ему свою ладонь. Ее тонкие пальцы были холодными и чуть подрагивали.
— Вы замерзли, — Андрей взял обе ее ладони, поднес к губам и стал дышать на пальцы, согревая их. — Садитесь.
Она опустилась на край постели.
— Можно на ты? — спросила она.
— Конечно. Ты чем-то расстроена? Верно?
— Есть немного.
— Расскажи, может, станет легче.
— Расскажу, хотя легче вряд ли станет. В последнее время я живу в страхе. Меня пугает все, что сейчас происходит вокруг. Я давно в Фергане. Здесь много знакомых. Мало русских, больше узбеков. Люди хорошие. С умеренной верой в Аллаха. Вера им больше нужна для душевного равновесия, чем для превращения в фанатиков. Они не станут есть с тобой свинину, но никогда не ударят по руке того, кто перекрестится. Зато появилось и становится все больше таких, кто стремится обратить всех в нетерпимых фанатиков. Я видела, к чему это приводит. Когда человеку говорят, будто убить иноверца дело богоугодное, он превращается в зверя. Сегодня, когда вокруг нас тысячи людей не имеют ни работы, ни шансов ее получить, появление в их руках ножей зальет Среднюю Азию кровью. После того как убили папу, я всего боюсь, потеряла веру в людей.
— Аля, я тебя прекрасно понимаю. Это нервное. В нашей жизни депрессия — всего лишь одна из форм настроения. Тот, кто время от времени не испытывает ее накатов, лишен нормальных эмоций. Он либо робот, либо мертвец.
Он сжал ее руки. Ей стало больно, но она этого ничем не выдала.
— А еще я боюсь за тебя. Ты появился так внезапно и сразу попал в страшное дело…
— Не надо пугаться, — сказал Андрей, — решение принято, ходить назад пятками я не стану.
— Дело не только в тебе, Андрюша. — Альфия неожиданно отдернула от него правую руку и прижала ее к груди. — Ты мне нравишься. Очень. И меня пугает то, что тебе грозит опасность.
Андрей собирался сказать нечто бодрое, шутливое, но тугой узел спазма вдруг перехватил горло, и он вместо слов выдавил из себя легкий свистящий сип.
Он попытался проглотить слюну, но ничего не получилось.
Снова ее руки оказались в его руках, он нагнулся и прижался к ним губами.
— Аля, — прошептал он. — Аля…
Она освободила одну руку, положила ладонь на его голову и осторожными легкими движениями пригладила волосы от лба к затылку. Легкая, едва заметная электрическая волна пробежала по его телу.
— Ты знаешь, чем лучше всего снять депрессию?
— Чем? — спросил он вялым голосом человека, потерявшего интерес к жизни.
Она молча склонилась к его лицу. Ее мягкие волосы защекотали его щеки, а теплое, пахнувшее мятой дыхание коснулось губ.
Она поцеловала его в колючую щеку и тихо засмеялась:
— Ты ежик.
— Нет, — сказал он, — дикобраз.
Она снова провела рукой по его волосам.
Он боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть волнующее томление нараставшего в нем желания.
— Ты жив? — спросила она шепотом и припала к его рту мягкими влажными губами.
Он занес свои руки ей за спину и с силой прижал к себе.
Потом его пальцы, путаясь в петлях, стали расстегивать пуговицы ее халата. Справившись, он распахнул шелковую ткань и коснулся жаркого тела.
У него перехватило дыхание. …Южная ночь овеяла их жарким иссушающим ветром. В темном небе перемигивались яркие звезды. В кустах жасмина, надрываясь, стрекотали цикады…
Андрей глубоко вздохнул и приподнял голову.
— Прости, — сказал он смущенно.
— За что? — спросила она и мягко улыбнулась. — За доставленную радость? За то, что судьба подарила нам прекрасный миг?