Потом еще около минуты Кассиус дурачится со звукозаписывающей системой Руди, а также заигрывает с «лисицами». Те через равные промежутки сидят по всей комнате — сплошь длинные шелковые платья, длинные ноги и скользкие нейлоновые колени. Кассиус снимает с фонографа одну из принадлежащих Руди куловых пластинок, Арету Франклин или что-то в таком духе, а затем ставит туда рок-н-ролльные сорокапятки, которые певцы постоянно присылают ему в отель.
— Эти пластинки, которые ставит Руди — я просто не врубаюсь в эту муру. Ведь я простой парнишка из Луисвилла… — тут Кассиус обводит глазами «лисиц», — и я врубаюсь в рок-н-ролл. Разве не так?
Все девушки — большие модницы, а следовательно, в данный момент поклонницы кула, так что большинство из них несколько секунд все это дело обдумывает, прежде чем сказать:
— Так.
Кассиус ставит очередную сорокопятку и заявляет:
— Этот старикан обычно выступает в кегельбанах, никто о нем никогда не слышал, он поет про хлеб, про бобы и про всякую такую муру.
Кассиус начинает ржать над собственными словами, оглядывая огни большого города через панорамное окно. Девушки не уверены, смеется он над певцом из кегельбана или над чем-то еще.
А Клей опять обводит взглядом «лисиц» и говорит:
— Вот это моя толпа. Они тоже ни в какую другую муру не врубаются.
Девушки дружно молчат.
— Разве это не ваша музыка? Я точно знаю, что это ее музыка, — говорит Кассиус, глядя на Франсину, которая сидит чертовски неподвижно. — Она же вот-вот упадет.
Вполне возможно, в этот самый момент кто-то спрашивает: «Сколько времени?» Тут Руди или кто-то еще выглядывает из панорамного окна, вглядывается в циферблат часов на Парамаунт-билдинг и говорит:
— Десять минут десятого.
Кассиус только что прибыл из студии звукозаписи «Коламбия Рекордз», что неподалеку от отеля, на углу Седьмой авеню и 52-й улицы, где он записывал альбом под названием «Я самый великий» — длинное попурри из стихотворений и скетчей, сочиненных исключительно на тему вскоре предстоящего ему поединка с Санни Листоном. Непрестанное двухнедельное репетирование тех строчек, большую часть которых он совершенно случайно выдавал на пресс-конференциях и тому подобных сборищах за последние полтора года, заставило Кассиуса, исполняющего сейчас роль шоумена, осознать ее, как, может статься, никто другой. Однако одновременно с этим осознанием пришло еще большее искушение.
Подурачившись еще немного, дабы развлечь Фрэнки Такера, «лисиц» и всех остальных (показав им, какое представление он на самом деле может выдавать), Кассиус отошел в уголок гостиной, уселся там на вращающийся стул, выполненный в стиле гангстерского модерна, закинул ноги на подоконник панорамного окна и маленько потрепался. Все остальные тоже при этом болтали, создавая своего рода фон. Кто-то опять поставил на фонограф пластинку кула, а какая-то дородная девушка, в чьем голосе ясно звучала увеличенная септима, принялась распевать песню «Луна над Майами».
— А в каком клубе был Лесли Аггамс? — спросил Кассиус.
— В «Метрополе».
— Да-да, в «Метрополе». Ведь там это один из больших клубов, верно?
Определение Кассиусом «Метрополь Кафе» как «большого клуба» само по себе интересно, однако ключевым словом в данном случае является «там». Для Кассиуса сам Нью-Йорк, его злачные места и шикарная жизнь находятся где-то «там» — по ту сторону их с Руди и Тадди апартаментов в отеле «Американа», а также по ту сторону его системы координат. Кассиус прибыл в Нью-Йорк вовсе не как модная знаменитость, хотя это было бы довольно легко, а как целое явление. И к Бродвею у него особое отношение: как будто там все еще, как в старые добрые времена, когда мальчики-певчие в «Линдисе» замечали мужчину в белом костюме бренда Палм-Бич, который направлялся от 49-й авеню, и говорили: «Вот идет Уинчелл», «Вот идет Хеллинджер». Или даже как будто еще не ушли те дни, когда Карл ван Вехтен в порядке вечернего променада прокатывал по 125-й улице на своем «Алом ползунке». Кассиусу нравится находиться именно в этой среде.
Примерно в четверть одиннадцатого вечера он делает знак Софи — пора выходить из апартаментов. Все пять девушек тут же встают и следуют за ними. Эта процессия кажется достаточно красочной даже для Седьмой авеню людным вечером, когда открыты лотки, с которых торгуют горячим шоколадом. Кассиус, чей рост составляет шесть футов три дюйма, а вес — двести футов, одетый в клетчатый черно-белый пиджак, белую рубашку с петлицей на воротнике, черный галстук, светло-серые брюки «континенталь», обутый в черные итальянские ботинки с остроконечными носами, движется исключительно самоуверенной походкой. Девушки, все пятеро, идут в нескольких шагах позади, одетые по убийственно высокой моде. Все они на высоких каблуках и в шляпах, в каких обычно принимают гостей в саду. На углу, у 52-й улицы, как раз у подножия отеля, Кассиус останавливается, оглядывается по сторонам и в классической манере профессиональных боксеров начинает расслаблять плечи. Это, как я уже выяснил, особенность Кассиуса — бессознательный сигнал о том, что в данный момент он доступен для зевак и не возражает, чтобы вокруг собралась толпа. На этом перекрестке, правда, ничего такого не происходит, но зато не успевает он дойти до 51-й улицы, люди начинают повторять: «Это Кассиус Клей, Кассиус Клей, Кассиус Клей, Кассиус Клей». Причем делают они это в той же самой манере, какую Кассиус совсем недавно пародировал в отеле. Кассиус вполне может получить свою толпу на 51-й улице — вид у него предельно самоуверенный, а девушки роскошной фалангой располагаются у боксера за спиной, — однако стоит ему только направиться через дорогу, как свет внезапно меняется, переходя на двух знакомых ему малых, что стоят неподалеку.
— А вот и он. Ну, что скажешь, чемпион?
— Все путем, приятель. Послушайте, — говорит Кассиус, привлекая внимание девушек к старшему и более высокому из двух мужчин, — хочу, чтобы вы все познакомились с одним из величайших певцов в Нью-Йорке. — Тут он выдерживает паузу. — Как тебя зовут, приятель? А то я тут уже с такой уймой людей познакомился.
— Привет, Пиноккио, — говорит одна из «лисиц», и высокий мужчина улыбается.
— Пиноккио, — повторяет Кассиус. А затем продолжает: — Видишь со мной всех этих королев? — Тут он обводит рукой стоящих на тротуаре девушек. — Всех этих «лисиц»?
— Да, это нечто, приятель.
Кассиус с легкостью смог бы собрать свою толпу на тротуаре у «Метрополя». Когда на улице тепло, там всегда полно зевак, разглядывающих через входную дверь ансамбль, стоящий на эстраде, которая на самом деле больше напоминает полку. Если на эстраде находится рок-н-ролльный ансамбль, в толпе всегда оказывается несколько джерсийских тинейджерок, вовсю отплясывающих твист. Сегодня вечером, однако, здесь скорее расположился не то диксиленд, не то джазовый оркестр, хотя позднее в заведении ожидают Лайонела Хэмптона. По чистому совпадению Кассиус появляется там в тот самый момент, когда оркестр заводит мотив под названием «Высшее общество». Все «лисицы» входят за ним гуськом, буквально в шаге друг от друга. В «Метрополь Кафе» видели не так уж и много более эффектных появлений. Кассиус принимает роскошно скучающий вид.