Все эти девушки, эти Голоса, находятся в блочно-клеточной камере предварительного заключения для лиц женского пола, в доме номер 10 по Гринвич-авеню, выходящем на Вилледж-сквер — и, скажем так, ___, как любят говорить эти девушки, в этих играх, этих диких воплях, определенно что-то есть. Процент попаданий здесь выходит самый благоприятный. Через этот перекресток все время топают тысячи парней, и в конечном счете одной из девушек обязательно удается заполучить кого-то по имени Гарри, Джонни, Билл, Сэмми или (любовно) Лапочка.
Дом предварительного заключения для лиц женского пола, вне всяких сомнений, является настоящей «дырой», как даже сами представители управления исправительных учреждений говорят всякий раз, как пытаются выбить ассигнования на строительство нового здания, покрупнее. Там царит вопиющий беспорядок — шестьсот женщин размещаются в помещениях, предназначенных всего лишь для четырехсот человек. Девочки-подростки, впервые судимые (причем некоторые из них еще только дожидаются судебного разбирательства), сваливаются там в одну кучу со старыми и бывалыми рецидивистками, которые чувствуют себя куда круче внутри, чем снаружи. Само место на редкость грязное. Все обстоит настолько скверно, что осужденная проститутка, наркоманка и торговка наркотиками по имени Ким Паркер, тридцати пяти лет от роду, отягощенная грехами, которые загнали восемьдесят процентов девушек в дом номер 10 по Гринвич-авеню, в октябре прошлого года признала себя виновной в уголовном преступлении, а не всего лишь в проступке. Приговор за уголовное преступление мог составить пять лет работы на тюремной ферме, что представлялось Ким куда более приятной перспективой, нежели один год в доме предварительного заключения для лиц женского пола.
И тем не менее во всей стране, пожалуй, не существует другой крупной тюрьмы, которая находилась бы в таком интимном контакте с внешним миром. Само здание, двенадцати этажей в вышину, было построено в 1932 году в качестве памятника Современной Пенологии. Идея заключалась в том, чтобы оно выглядело вовсе не как тюрьма, а как новое многоквартирное здание. Между этажами там имеется медная отделка с арочными украшениями в стиле модерна тридцатых годов. Вместо обычной решетки местные окна снабжены особыми решетчатыми конструкциями, прикрывающими небольшие квадратные стекла. Эти стекла затуманены, точно катаракты. На самом деле это здание скорее напоминает электростанцию возле Йельского университета, которой предназначалось смахивать на готический собор. С другой стороны, дом номер десять по Гринвич-авеню определенно не выглядит как тюрьма.
Итак, мы имеем тюрьму, которая выглядит совсем как йельская электростанция с катарактами вместо окон, расположенную в самом центре общины, которая уже стала раем для молодых людей Нью-Йорка. Называется эта община Гринвич-Вилледж. Девушки в доме предварительного заключения могут вставать на унитазы или еще на что-нибудь в таком духе — и сквозь пару окон с переплетами, которые там все же имеются, наблюдать за всей той Жизнью свободных ребят. Прямо там, внизу, в стороне от перекрестка, расположены рекламные вывески: «Труди Хеллерс», «Бургер Вилледж», «Гамбургер Трейн», «Луиджис», «Ламанна Ликерс», «Фом Рабба Сити», «Кэптанс Тейбл», «Недикс», а также самая клевая аптека «Рексолл» во всем Нью-Йорке. Там, по Шестой авеню, скользя и визжа всякий раз, как меняется сигнал светофора, проходят все представители богемы с пышными прическами, в эластичных брюках и эльфийских ботинках, оживленные парни в «слим-джимах» и сапогах «дезерт», пожилые представители богемы в ботинках «эвенджер», соответствующих пончо из шотландки и слаксах, священники из Современной церкви, раскрашенные сексапилки, мускулистые тренеры и двадцативосьмилетние алкаши, которые говорят:
— Хорошо, четвертака у тебя нет, но если бы у тебя был четвертак, ты бы мне его дал?
И наркоманы. Тем же самым вечером, когда девушки одурачили Гарри («Эй? Кто там?»), они смогли разглядеть на улице парня, известного как Фестер. Тот как раз вываливался из «Рексолла», потряхивая одной рукой, а другую крепко прижимая к животу. На какое-то время Фестер сложил свой свитер в квадратик и встал на колени у входа в «Рексолл», уперев голову в квадратик свитера и громко стеная. — Все просто его обходили. Однако затем Фестер внезапно вскочил, подбежал к сигаретному лотку и со сдавленным воплем влепил какому-то полному незнакомцу звучный подзатыльник. Шокированный парень резко развернулся, держа в руках свою пачку «Мальборо», а Фестер принялся мотать головой, своим эльфийским голосом повторяя: «У меня в брюхе колет! У меня в брюхе колет!» Затем он заковылял дальше, по-прежнему крепко прижимая одну руку к животу. Фестер наркоман, и многие девушки его знают. Было время, когда одна из девушек могла с его помощью поднять «лекарство» в дом предварительного заключения на простой рыболовной леске.
Да, Фестеру сейчас очень скверно, зато он по крайней мере там, на свободе, в Гринвич-Вилледже, где все скользят и визжат при смене сигнала светофора на Шестой авеню. А девушкам приходится вопить, обращаясь к жизни, бурлящей внизу. Девушки в одной камере принимаются орать и орут до тех пор, пока одна из них, стоящая на стреме, не подает предупредительный сигнал (порой это «дум-да-дум-дум» из старого телевизионного шоу Джека Уэбба), подразумевая тем самым, что к камере приближаются вертухаи. Девушки вопят постоянно, они даже могут начать орать, обращаясь к кому-то, с кем они только что разговаривали в помещении для свиданий на первом этаже. Одно дело разговаривать с кем-то внутри тюрьмы. Но гораздо приятнее знать, что ты по-прежнему можешь с ними разговаривать, когда они возвращаются на улицу и вновь оказываются в самой гуще всякой всячины.
— Вилли!
Вскоре после того, как Гарри исчез на западе в Гринвич-Вилледже, Вилли как раз вышел из входной двери дома номер 10 по Гринвич-авеню, навестив там девушку, имя которой никому не ведомо. Можно лишь слышать ее вопль, разносящийся по Гринвич-авеню откуда-то сверху, из громадного катарактного здания.
— Вилли! Ты штаны продашь?
По Гринвич-авеню и Шестой авеню вовсю грохочут грузовики, но девушка вполне способна сделать так, чтобы ее услышали. Вилли, с другой стороны, последний из великих покупателей обуви. Сейчас на нем пара ботинок «трайпл-Эй», которые никогда не износятся. Вилли совершенно не вдохновляет перспектива орать через Гринвич-авеню в сторону дома предварительного заключения для лиц женского пола. Вместо этого он бросает взгляд на людей, бредущих мимо магазина скидок «Флорист Такер», забегаловки «Гамбургер Трейна» и лавки «Вилледж Бейк».
— Так продашь, Вилли?
Похоже, ответить ему все же придется.
— Я не знаю, где они! Я же тебе сказал!
— Что?
На сей раз Вилли нешуточно напрягает свои легкие.
— Я же тебе сказал! Я не знаю, где они!
— Ты знаешь, где они, Вилли? Так продашь ты их или нет?
Вилли очень хочется убраться отсюда подальше. Он решительно не настроен орать через Гринвич-авеню какой-то незримой девушке в доме предварительного заключения для лиц женского пола насчет продажи штанов. Тогда он бросает на первого же попавшегося ему навстречу парня слегка улыбчивый, заговорщический взгляд, словно бы говоря: «Ох уж эти женщины!» Однако парень просто смотрит на него, сбавляет ход и слушает продолжение концерта. Тут Вилли приходит в бешенство и одаривает нескольких следующих прохожих смертоносно лучевым взором (типа «На что пялитесь, гады?»). В результате в кровь Вилли попадает добавочная порция адреналина, и это в свою очередь обеспечивает его куда лучшим, более полнозвучным голосом.