Если она откажется, то рискует остаться ночью в одиночестве, без него, держащего ее в объятиях. До сих пор молодая женщина часто в ужасе просыпалась среди ночи с мыслями о Кэтрин и о том, что она может потерпеть фиаско как музыкант. Алиса спрашивала себя, что с ней будет, если выяснится, что она годна лишь на то, чтобы давать частные уроки музыки детям, только начинающим играть на скрипке.
Ее собственные занятия с мадам Донской не приносили ей удовлетворения и не придавали решимости. Наоборот, они приводили Алису в расстройство. Скрипачка поймала себя на том, что постоянно ждет похвалы от своей русской учительницы. Она преданно смотрела в ее широкоскулое жесткое лицо, ища малейшие признаки если не удовольствия, то хотя бы приятия. Наверное, Елена Донская не испытывала особенного отвращения к ее игре. Очень может быть, что это время сделало ее лицо строгим, а щеки учительницы обвисли с возрастом, обрисовав суровые складки в уголках рта.
Однако с ее губ никогда не срывалось ни единого слова одобрения – лишь невнятное бурчанье. Она была чрезвычайно озабочена постановкой пальцев при игре. Иногда Алиса думала, что это просто глупо – уделять столько внимания тому, как именно она держит скрипку. Никто из ее преподавателей не заботился об этом с тех самых пор, как она в двенадцать лет впервые взяла в руки смычок.
Однажды мадам Донская произнесла фразу, которая заставила ее ученицу похолодеть:
– Просто смешно, что в этой стране взрослые люди испытывают проблемы, которые дети в остальной Европе решают уже к десяти годам.
– Вы говорите о скрипачах? – уточнила Алиса.
Она тут же пожалела о своем вопросе. Елена одарила ее жуткой улыбкой и отвернулась. Молодая женщина не могла избавиться от ощущения, что, по мнению преподавательницы, она и скрипачкой-то называться недостойна. Впрочем, как и любой другой ученик, приходивший в этот темный, мрачный и душный дом.
Иногда они пили чай. Готовили ли его в самоваре, Алиса не знала. Чай подавался уже налитым в фарфоровый чайник, был остывшим и мутным, и к нему не полагалось молоко. Они пили его в комнате, где кресла и столы были сплошь покрыты какими-то тяжелыми драпировками и яркими шалями и повсюду стояло красное и голубовато-зеленое венецианское стекло. Хозяйка рассказывала о немецкой скрипачке Анне-Софи Муттер, которую обожала, или об Йегуди Менухине, которого называла своим другом.
Том настоял, что будет встречать Алису после занятий. Поводом послужило то, что заканчивались они поздно, а идти по Фрогналу и Кэнфилд-Гарденс в темноте небезопасно. Скрипачка была вынуждена подчиниться. Уроки проходили раз в неделю, и она подумала, что если позволит это своему другу, то потом сможет отказаться от того, чтобы он ездил за ней в контору «Энджелл, Шеррер и Кристиансон».
Брайан Эльфик забирал детей каждое воскресенье, всегда при этом спрашивая, чем бы они хотели заняться.
– Пойдем в Ковент-Гарден? В Музей транспорта, – предложил Джаспер.
Брайан охотно согласился. Он-то ожидал, что его попросят отправиться в луна-парк. Ему подумалось, что Джаспер наконец-то перестает интересоваться одними лишь привидениями, комиксами и вредной едой. Сидя в поезде, идущем в сторону Бейкер-стрит, они решили, что вначале посетят музей, потом прокатятся по Темзе, перекусят в «Макдоналдсе» и напоследок сходят в кино, где можно было за один билет посмотреть сразу два любимых фильма Бьенвиды – «Дамбо» и «Белстоунский лис».
В музее Брайан заметил, что Джаспер, осматривая модели поездов, уделяет особое внимание крышам вагонов. Мальчик сейчас напоминал какого-то иностранного инженера на экскурсии по обмену опытом.
Бьенвида основной своей задачей считала изображать все в как можно более выгодном свете и создать впечатление, что наш мир – лучший из возможных миров. В полном соответствии с этими своими идеями она сказала:
– Знаешь, Дэниэл работает поваром в ресторане. Он нам готовит всякие вкусные штуки.
– Он женат? – спросил Эльфик.
– Не-а, – помотала головой девочка, хотя, честно говоря, не была в этом уверена. – Я просто жду не дождусь, что они с мамой поженятся и мы переедем в новый дом на Милл-Хилл.
Без Алисы игра в метро во многом утратила свое очарование. Да и заработки резко упали. Молодая скрипачка ненавидела такие намеки, но Том считал, что большинство людей, проходя мимо них к эскалатору, опускали монетки только потому, что с ними играла красивая девушка.
Питер по-прежнему ходил играть с Мюрреем, но уже далеко не каждый день. Если его дежурство в хосписе выпадало на ночь, то на следующее утро он был не в состоянии отправляться работать в метро. К тому же Блич-Палмер неважно себя чувствовал: он отощал, а его лицо и шея покрылись сыпью. Джей так и не смог преодолеть свою робость и стеснялся выступать с Томом без Питера. Терри же куда-то пропал, как, впрочем, один за другим постепенно пропадали все их друзья-музыканты.
Когда Мюррей в первый раз отправился со своей флейтой в подземку один, он немного испугался, почувствовав себя беззащитным. И каким-то неуклюжим, что ли? День близился к вечеру, совсем скоро должен был начаться час пик. Молодой человек остановился на углу в переходе, ведущем на «Оксфорд-стрит», бросив у ног куртку – ему всегда казалось, что так он словно заявляет о своих правах на этот пятачок метрополитена. Вместо шляпы или завязанного платка, которые зарекомендовали себя не с лучшей стороны, Том поставил перед собой открытый футляр флейты и приказал себе успокоиться. Разве он не играл здесь уже десятки раз? Сегодня все отличие состояло только в отсутствии компании. Приложив инструмент к губам, флейтист заиграл.
Сначала – арию из «Волшебной флейты», в которой Тамино призывает к себе лесных животных. Музыканту пришло в голову, что он тоже, подобно Тамино, пытается привлечь диких зверей, настолько нечеловеческими, свирепыми или, наоборот, затравленными выглядели лица людей в этом подземелье. Лишь немногие казались счастливыми и довольными собой. И он, Том, еще пытается убедить их поделиться с ним, пусть совсем чуть-чуть, заплатив за его музыку.
Кто-то кинул ему двухпенсовик, кто-то расщедрился на пять. Мюррей начал играть партию из концерта для флейты Моцарта, но обнаружил, что ему теперь приходится соперничать с целым трио, «вооруженным» электрическими инструментами, включая сиплый саксофон. Они встали не более чем в пятидесяти ярдах от Тома.
В нескольких шагах от него, там, где коридор сворачивал направо, в стене имелась двойная дверь. Ее тусклый серый металл контрастировал с яркими разноцветными плакатами, которыми были оклеены стены туннеля. Когда флейтист заиграл популярные народные английские песенки в аранжировке, сделанной для него Алисой, эта дверь открылась. Створки распахнулись внутрь, и Мюррей успел заметить темную пещеру, похожую на склеп, пол которой вроде бы уходил вниз. Но практически сразу оттуда появился тип в униформе и захлопнул дверь за собой.
До этого Тома никогда не посещала мысль, что подземка на самом деле куда больше, чем кажется непосвященным, что тут могут быть тайные комнаты и секретные коридоры. Эта идея взволновала музыканта: в нем проснулся маленький мальчик. Мужчина, вышедший из загадочной комнаты, внимательно посмотрел на него и быстро удалился.