Том мирно спал рядом. Он был так красив – одно удовольствие было на него смотреть. Никакая нормальная женщина, имея рядом с собой такого мужчину, как Мюррей, на Акселя и не взглянула бы. Алиса поднялась и потихоньку раздвинула шторы, впустив в комнату серое зимнее утро. Ее друг спал. Свет его не разбудил. Она принялась рыться в своем скудном гардеробе, разыскивая что-нибудь, что понравится Джонасу.
В этот раз он пришел раньше нее. Перед ним стоял бокал бренди, а Алису ждало шампанское. Новый знакомый поднялся ей навстречу и сжал ее руки своими. Массивное кольцо из белого и червонного золота на его указательном пальце царапнуло ладонь.
Первыми его словами были:
– Хотел бы я, чтобы мы встретились сегодня попозже. Мне совсем не нравится заниматься любовью днем.
Алиса вспыхнула. Кровь не просто прилила к ее щекам: она почувствовала, что жар бьется и пульсирует в каждой ее жилке. Она быстро отняла у него свои руки и села за стол.
Джонас, по своему обыкновению, рассмеялся, и его спутница почувствовала себя полной дурой.
Том обещал Алисе написать письма в разные консерватории. Она даже подготовила для него соответствующий список. Пообещал он это уже неделю назад, но так ничего и не сделал. Флейтист совершенно не мог представить себя снова ходящим на лекции вместе с двадцатилетними студентами. Для его подруги все было куда проще, она уже свое отучилась, у нее имелся диплом, и можно было спокойно записываться на прослушивание в какой-нибудь оркестр. В свое время Мюррей бросил учиться из-за того, что был болен: его мучили головные боли, и он не мог сосредоточиться, а стоило кому-то рядом резко или невежливо заговорить, как он выходил из себя. Изменилось ли что-то сейчас? Головные боли его больше не беспокоили, но он был уверен, что остался таким же рассеянным, как и прежде. Доказательства этому молодой человек получал каждый день.
И еще Том постоянно злился. Сейчас – из-за того, что Алиса снова пошла к своим родителям, уже второй раз за неделю, и опять отказалась взять его с собой. Ее постоянные визиты в Челмсфорд действовали ему на нервы. Флейтист опасался, что родители если и не убедят ее вернуться к Майку, то, по крайней мере, вынудят отказаться от сумасшедшей идеи отправиться на учебу в Брюссель. Они могли подкупить дочь, предложив ей денег. Значит, он сам должен раздобыть наличные.
Никогда из него не выйдет ни новый Джеймс Голуэй [27] , ни Томас Аллен [28] . Том даже немного гордился тем, что трезво осознает пределы своих возможностей, умеет противостоять судьбе и научился с этим жить. Главные его таланты, игра на флейте и пение, пошли прахом на той темной дороге в вечернем Рикмэнсворте. Он посмотрел на свою изувеченную руку, попытался согнуть мизинец – бесполезно. На него накатила жалость к самому себе.
Вот если бы умерла бабушка! Даже без сентенций Алисы Мюррей знал, что о таком нельзя и помышлять. Когда-то он любил ее и до сих пор испытывал к ней нежные чувства. Ожидая прихода Питера и Джея, Том подумал, что вместо того, чтобы отправиться в подземку, он мог бы сегодня навестить бабушку. Пойти к ней и сказать: «Когда-то ты мне пообещала денег. Не мог бы я получить немного уже сейчас?» Конечно, она может и отказать, но ведь, может быть, и не откажет!
Тогда он купил бы для них с Алисой дом и, если бы она захотела, поехал бы с ней на год в Брюссель. Если бы он сумел устроить это для нее, она бы его точно полюбила. А потом они бы вернулись, и Мюррей начал бы заниматься бизнесом. Он продолжал бы играть в метро, потому что ему это нравится, нравится больше всего на свете, но и делом тоже занялся бы. Чем-нибудь таким, связанным с музыкой. Еще в школе у него отлично получались разные поделки из дерева, у него вообще были умелые руки. Например, он мог бы научиться делать скрипки. Флейтист с удовольствием представлял их будущую жизнь лет через десять: дом – полный скрипок, уже законченных и еще находящихся в работе, Алису – служащую второй скрипкой в каком-нибудь оркестре. А может быть, она захочет все бросить и они заведут детишек? Поселятся в маленьком городке на севере, а перед домом он установит деревянную вывеску, на которой нарисует скрипку. Рисовал он в свое время тоже неплохо.
Вместо того чтобы повести ее в ресторан, тот же самый или какой-нибудь другой, Аксель заказал в баре сэндвичи. Сказал, что очень устал. Что поднялся в шесть, чтобы поехать в Хитроу и попрощаться с Джарвисом. Там сегодня собрались все его старые друзья, даже Айвен, и они выпили по чашечке кофе. Только Айвен поступил умнее Джонаса и потом пошел домой спать.
– Я хотел бы кое-что тебе сообщить, – сказал он Алисе, но не уточнил, что именно.
В пабе было довольно скверно: сильно накурено и толпился народ. Они с Акселем сидели в темном углу на стальных стульчиках за крошечным столом с мраморной столешницей. Пересесть не было никакой возможности. Джонас принес сэндвичи с сыром и маринованными огурчиками, новый бокал бренди для себя и шампанское для Алисы.
Из головы молодой женщины не выходили его слова о том, что ему не нравится заниматься любовью днем. Это была самая необычная фраза, которую ей когда-либо говорили. Интересно, в шутку он это произнес или на самом деле об этом думал? Когда Алиса подняла на него взгляд, ей почудилось, что Аксель знает, что у нее сейчас на уме. Этого не могло быть, но она могла поклясться, что он знает все.
– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она наконец.
– В каком смысле? – Ее друг, похоже, изумился.
– Ты же сам сказал, что хочешь кое-что мне сообщить.
– Ах да, конечно! Просто не знаю, как ты на это отреагируешь…
Его взгляд напомнил Алисе биолога, разглядывающего предназначенную для вивисекции зверюшку: холодный, оценивающий и безучастный. Впрочем, он тут же изменился, вновь став нежным и внимательным. Аксель протянул руку с кольцом и коснулся ее ладони. Но вместо того, чтобы сжать ее пальцы, он их только погладил. Улыбка у него сделалась немного удрученной.
– Мне хотелось бы, чтобы тебе понравилось, – сказал он. – Давай, ты скажешь, что тебе нравится, даже если это будет не так? Договорились?
– Я не знаю, – ответила скрипачка, словно маленькая девочка.
– Ну, конечно же знаешь, ты должна знать! Ну что, согласна или нет?
– Согласна.
– Я переезжаю жить в твой дом.
Алиса ничего не ответила. На миг ей показалось, что она ослышалась, что это какой-то сленг или что ее друг сказал это в переносном смысле. Его фраза звучала как какая-то поговорка, что-то наподобие: свой дом – не чужой, из него не уйдешь. Или: вот тебе бог, а вот порог.
– Извини. Я что-то не поняла, – пробормотала скрипачка.